Грешник - [24]

Слышать его голос было одновременно успокаивающе и удушающе. Джереми был полностью связан с моими воспоминаниями о «Наркотике», а они были связаны с моими воспоминаниями о всем, что было перед моим превращением в волка. Ужасная ностальгия.

— Я возник, как дивная бабочка, — сказал я ему. — И теперь я собираюсь быть на ТВ.

— Ага.

— Мне нужен басист. Я…

— Ш-ш-ш, — мягко, как перышко, сказал Джереми. — Я гуглю тебя.

Я ждал. Не было смысла торопить Джереми. Это все равно что пытаться рассеять туман. Я прошел пол квартала, освещенного ярким солнцем, пока он изучал недавние события моей жизни.

— Единственная проблема с тобой на реалити-шоу заключается в том, — наконец сказал Джереми, — что эти шоу никогда не были твоей сильной стороной.

Я остановился, чтобы посмотреть на витрину с солнцезащитными очками. Крошечная тонированная версия меня появилась в каждой линзе.

— Они наняли мне самого ужасного басиста на свете.

— Сомневаюсь, Коул, — мягко ответил он. — Вроде, умные люди. Они использовали целые числа, чтобы изобразить буквы в названии их сайта.

— В этом парне не было ничего хорошего. И она достала мне гитариста, но это уже другая история.

— Гитары — это такие штуки с шестью струнами, правильно? Я когда-нибудь видел их прежде?

Я взглянул на витрину другого магазина. Там продавались исключительно ремни разных оттенков синего. Это выглядело чересчур специализированно.

— Я говорил ей — никаких гитаристов.

— Думаю, он уже ушел.

— О да, конечно. Так что сейчас я собираюсь послушать людей на пляже, и тебе следует проявить себя и быть лучшим.

— Оу, не знаю, буду ли я там лучшим, — ответил Джереми.

Он не стал бы хвастаться даже в шутку. Он был буддистом или кем-то в этом роде. Джереми стал им в то же время, когда стал южным.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я веду прослушивание для Джереми, а ты и будешь этим Джереми, — я остановился у очередной витрины. Невозможно было точно сказать, что там продавалось.

— Ты же знаешь, что я играю в другой группе, да? — спросил он.

Я знал. Он был не единственным с доступом к поисковой системе. Я не обижался. Теоретически, я пропал на чуть больше года, и, теоретически, был вне музыкального бизнеса все это время и еще несколько месяцев. Я тоже мог бы найти другую группу.

— Они не настолько крутые, как я.

Джереми задумался.

— Нет, не настолько. Но я люблю этих ребят, и не хочу уйти в трудный для них период.

— Всего шесть недель. Потом они получат тебя назад. Целым. Невредимым. Единственное, что в тебе изменится после проведенного со мной времени, — ты будешь под кайфом.

— Даже не сомневаюсь в этом. Притом, это будут не просто шесть недель. Ты собираешься гастролировать в поддержку альбома, так?

Я предполагал это. Мы обычно писали альбом, отыгрывали несколько концертов, продавали пластинки. Это доставляло кайф, если все шло гладко. У меня хорошо получалось, если все шло гладко.

Было просто, когда все шло не гладко, и становилось опасным. В большей степени для меня, однако. Редко для посторонних.

— Ну и?

Он сделал паузу, как будто размышлял об этом. Но, как я уже говорил, я знал Джереми. Когда мы были в группе, мы все знали друг друга лучше, чем самих себя. Поэтому мы и были группой. Итак, я уже знал, что он собирался сказать. Я просто не представлял, в какой форме он выразит свои мысли.

— Не думаю, что ты и тур — хорошая идея, — сказал он. — Это ход назад.

Я точно знал, о чем он говорит, но я сказал:

— В сторону. Назад — слишком негативно сказано.

— Послушай, Коул, я правда рад, что ты…

Он не закончил предложения, дав волю моему воображению представить, что он собирался сказать. В Лос-Анджелесе. Снова занимаешься музыкой. Все еще жив.

Все свелось к тому, что он мне не доверяет.

Его сомнения оставили большую вмятину в моем тефлоновом сердце, чем я ожидал.

В конце концов Джереми лишь спросил:

— Как бы то ни было, можно я приду на прослушивание? Посмотреть?

— Только если ты поможешь мне выбрать твоего последователя.

— Я не против.

Никто из нас не сказал что-либо о Викторе. Наверно, я был единственным, кто подумал, что мы не говорили о нем. Наверно, проще, когда ты не являешься тем единственным, кто копал ему могилу. Когда ты не являешься тем единственным, кто клал его туда.

— Что насчет Виктора, Коул? Помнишь, как мы все делали вместе? Я убедил его стать оборотнем вместе со мной. Сейчас я в лофте в Калифорнии, а он в безымянной могиле в Миннесоте.

— Он тоже сделал этот выбор. Не только ты.

Иногда я притворяюсь, что это правда.

— Коул, ты все еще здесь?

— Я всегда здесь, — сказал я, хотя и не был, правда, на мгновенье. — Даже наблюдаю, как ты спишь.

— Знаю. Я чувствую это. Каким способом? Сегодня? Какой твой способ?

Мое отражение в окне магазина наконец улыбнулось. Способ. Способ. Раньше, когда мы были в дороге, еще до того, как все пошло к черту, каждый концерт отличался от другого. Не только потому, что мы играли разные песни. Так было потому, что мы выступали в костюмах зомби или играли песню задом наперед, или замачивали тыкву в бензине и поджигали ее. Это было из-за музыки, конечно — это всегда самая важная вещь — но это было и из-за игры. Изюминка. Тогда мы и начали называть все это «способ».