Грешник Шимас - [8]
И тут юноша вспомнил помощника капитана китобоя, с которым впервые вышел в море. «Мальчик, всегда сначала работай головой, а уже потом кулаками…» — любил повторять он.
Теперь надо было продать галеру… Продать так, чтобы отправить каждого раба домой в меру состоятельным человеком.
— Ты остаешься старшим, — сказал Шимас Рыжему Марку. — Селим сойдет со мной на берег. Если кто-то из команды вернется на борт, берите их в плен…
Теперь им нужен был нищий, но нищий не всякий.
Свиток третий
От яркой картины Шимаса отвлек девичий смех — слева от него юный повеса болтал с девчушкой, которая только что принесла ему дымящееся блюдо. За спиной же было тихо — и тогда юноша решился оглянуться. Никого. И отец, и его любимая исчезли.
Шимас подумал было, что ему все услышанное привиделось, как привиделось только что освобождение из рабства.
— Ну что ж, уважаемые. Пусть будет так. Только что я лишился семьи, освободился из рабства. Теперь мне осталось обрести… если не богатство, то хотя бы достаток.
«Глупец, — внутренний голос был едва слышен. — Но отчего ты решил, что лишился семьи? Твоя семья — это ты сам, твой дядя, не сделавший тебе ничего дурного, твои двоюродные братья и сестры. И даже отец… которому не повезло полюбить. Пусть ты сейчас зол на него, пусть считаешь его предателем. Но не торопись… Ибо твой век долог, а будущее более чем туманно…»
Странное ощущение даже не раздвоения, а растроения было столь пугающим, что Шимас замер. Пусть существуют двое: он — альбионец и он — беглый раб… Но есть же еще и мудрец, который дает не такие уж глупые советы…
— О нет. Это слишком!
«Дурачок… Вовсе не слишком. Не принимай решений, руководствуясь лишь движениями души. Дай себе время обдумать все увиденное и услышанное. Остынь. Ведь куда проще лицедействовать, чем наяву умирать от каждого удара судьбы… Сейчас тебе нужно лишь одно — отмщение. Вот и направь все силы на то, чтобы барон упокоился в самой зловонной луже твоей родины. А потом, вернувшись, реши, стоит ли отказываться от семьи лишь потому, что отец не скорбит ежесекундно вместе с тобой. Стоит ли называть его чужим человеком из-за того, что он любит и любим…»
— Но он же предал мою мать!
«Разве? Разве он отказался от нее? Разве перестал возвращаться, обретя другую возлюбленную? Напротив, он метался между двумя своими чувствами и ни здесь ни там не чувствовал себя спокойно. Быть может, он достоин жалости или сочувствия? Подумай об этом, пока будешь добираться до Арморики. Быть может, достигнув первой своей цели, ты иными глазами увидишь и судьбу несчастного Масуда?»
— Несчастного! Это я несчастен! Это я…
«Ты споришь сам с собой, мальчик… Не принимай скоропалительных решений — для того, чтобы исправить содеянное в гневе, может понадобиться целая жизнь. Реши одну задачу, и после этого переходи к следующей. Твоя мать должна быть отмщена — и в этом нет никаких сомнений. Злодей должен быть наказан, и наказан примерно. И в этом тоже сомнений нет. А все остальное оставь на потом».
— Да будет так, — прошептал Шимас, не в силах спорить с мудростью своего второго «я». — Злодей должен быть наказан. И для этого я сменю личину, став совсем иным человеком.
Юноша вновь вернулся к сочиненному не так давно альбионцу. Он даже почувствовал, с каким удовольствием ступил на землю после недель плавания по спокойному в эту пору Узкому морю…
Едва сойдя на берег, Шимас и Селим углубились в узкие припортовые улочки. План освобождения был прост, но медлить нельзя было ни секунды. Хотя у приверженцев Аллаха всесильного не в обычае торопиться в торговых делах.
Шимас заколебался.
«Ну что мне мешает просто освободить рабов — и пусть сами выбираются из этой страны как смогут? Разве я отвечаю за них?…»
И пусть никаких рабов не существовало — вернее, они жили лишь в разуме Шимаса. Но уж такой он был человек — всегда просчитывал каждый свой шаг. И потому прекрасно понимал, что, освобожденные и с деньгами в кармане, вчерашние прикованные галерники соблазнятся злачными местами Кадиса, привлекут к себе внимание окружающих, быстро будут разоблачены как беглые рабы и снова окажутся в цепях.
Шимас ощутил под ногами камни главной торговой улицы Кадиса. Одежда его была тщательно вычищена, и он знал, что выглядит настоящим щеголем. Скимитар на перевязи и дамасский кинжал за поясом, знал он, прибавляли значительности, но все равно он выглядел слишком молодо — слишком для того, что намерен был совершить. Нужен был помощник — в годах, достойный вид которого вызывал бы уважение. Селим, шагавший по пятам за юношей, имел слишком свирепый вид, слишком походил на пирата — такой внушит что угодно, но только не доверие.
Кадис, Шимас знал это, сейчас считался одним из великих портов мира, и на его базары съезжались купцы с шелками, специями, камфорой и жемчугом, благовониями и слоновой костью. Сюда привозили на продажу шерсть из Альбиона, меха из Скандии, франкские вина и левантские ковры. В толпе можно было встретить людей всех наций в одеждах на любой манер. Купцы смешивались здесь с пиратами, солдатами, работорговцами и учеными.
Шимас лишь телом был в тиши уютной кофейни. Мысленно он уже повернул в сторону базара, и тут его дернул за руку нищий.
