Греховные радости - [368]

— Доброе утро, Макс. — Это был Фредди. Он улыбался Максу своей обычной холодной улыбкой. — Маловато нас тут сегодня. Я могу чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо, — ответил Макс, разозлившись и на себя за то, что так глупо попался, и на Фредди, заявившегося вдруг на работу. — У тебя дома все в порядке, как я понимаю?

— Да. Только сад немного пострадал. А у тебя?

— Так… ничего страшного. — Ему не хотелось вдаваться в подробности, чтобы Фредди не пронюхал, где он провел ночь.

— А как в Хартесте? — спросил Фредди. — Ничего не пострадало? Ты еще не говорил со своим… с лордом Кейтерхэмом?

Макс очень холодно посмотрел на него:

— Нет, его не было дома, он расчищает завалы. Но я разговаривал с сестрой, с Георгиной, она сказала, что все в порядке. Спасибо, Фредди, что ты так беспокоишься.

Макс вернулся назад в «Риц» и попытался дозвониться до «Мортонса». Там никто не ответил. Он решил доехать до Сити. Некоторые автобусные маршруты работали, ему удалось доехать до Ченсери-лейн, а дальше он пошел пешком. Бедствие вывело людей из обычного сдержанного состояния, и большинство встречных были настроены дружелюбно, общительно, даже стремились поговорить; но когда он дошел до Флит-стрит, то увидел людей, вполне обычных, даже респектабельного вида, которые растаскивали из разбитых витрин магазинов обувь, джемперы, рубашки. Странно и неприятно было видеть, что англичане способны заниматься грабежом. До «Мортонса» Макс добрался примерно к одиннадцати часам; там никого не было, поэтому он зашел в кафе «Коутс», где сидела небольшая компания, состоявшая по большей части из маклеров, и очень неторопливо, с видимым удовольствием завтракала. Они сказали ему, что сидят тут уже давно и через некоторое время собираются в очередной раз проверить, не заработали ли компьютеры. Джейка среди них не было.

К середине дня некоторые маклеры приступили к работе; но, по их отзывам, в тот день деловая жизнь в Лондоне практически остановилась. Макс пообедал в компании пары друзей, они немного выпили, а потом, уже около трех часов дня, он решил съездить домой, на Понд-плейс. Царившие повсюду тишина и пустота начинали действовать ему на нервы. Ему становилось от них как-то не по себе. Возле собора Святого Павла с ним поравнялось такси; Макс остановил его и сел. В такси работало радио. За первые несколько часов работы нью-йоркской биржи, говорил голос диктора, индекс Доу-Джонса упал больше чем на сто пунктов. Это самое крупное падение, которое когда-либо происходило на протяжении одного дня, продолжал скучный и бесстрастный голос диктора. Вот так эта новость и проникла тогда в Лондон. Самая большая и важная новость. Крупнейшая новость о настоящей катастрофе.

Было шестнадцатое октября.

Уик-энд прошел спокойно. Телефоны заработали. Утром в субботу Энджи позвонила знакомому строителю и попросила его прислать людей починить крышу оранжереи. Сама она, Макс и близнецы уселись в машину и присоединились к огромному числу других людей — казалось, на улицы выехала в ту субботу добрая половина населения города, — устремившихся посмотреть, что стало с лондонскими парками. Зрелище было грустное и малоприятное. В воскресенье Шарлотта заявила, что едет в Хартест. Макс отправился с ней. Там тоже картина была грустная В парке вырвало с корнем не меньше сотни деревьев, и они так и лежали там, где упали, похожие на умирающих динозавров. Александр был страшно расстроен. Он любил свой парк и каждое дерево в нем и теперь с совершенно несчастным видом бродил по Большой аллее, оплакивая каждую потерю. Убивался он и из-за домика на озере: домик этот, рассказывал Александр, построил еще его дед, и вся жизнь Александра прошла с ним рядом. В конце концов подобные сетования вывели Макса из себя: он гораздо больше сочувствовал Данбарам, которые остались практически без крыши над головой. Георгина предлагала им на время, пока будут чинить крышу их дома, переехать в Хартест, но Катриона и слышать об этом не хотела. Георгина сказала, что сама не вполне разобралась, что было тому причиной: природная застенчивость Катрионы или же просто ее ощущение, что нельзя бросать свой дом. Так или иначе, но, как заявил Александр, он был рад, что Данбары не приняли этого приглашения.

А потом снова наступил понедельник. Понедельник, девятнадцатое октября. В газете «Мейл», в колонке светских новостей и сплетен, о Максе по-прежнему ничего не было. На работу он приехал рано. Он чувствовал себя взвинченным и раздраженным, сам не понимая почему. Когда включились экраны компьютеров, Макс даже заморгал, считая, что тут какая-то ошибка. Все экраны светились красным цветом. Повсюду был один только бесконечный красный цвет. Вернон Блай бросился к торговой стойке, от его обычного глупо-самодовольного вида не осталось и следа, на лице была написана откровенная паника, черты заострились.

— Рынок упал на сто двадцать пунктов, — потрясенно проговорил он, и голос его звучал словно из загробного мира. Обычно падение составляло пять, в крайнем случае десять пунктов.

Макс почувствовал, как его самого прошиб пот; он бросился к телефону и набрал номер Джейка; тот был спокоен, даже почти доволен.