Грехи людские - [22]

Присутствовали и другие друзья Джерома: те, с кем он был связан деловыми отношениями, специально прибывшие из Лондона и Женевы; приятели, которые знали его главным образом по отдыху на Ривьере; титулованные особы, с которыми Джером познакомился через принцессу Луизу Изабель. Церковная служба, строгая и простая, была короткой, но торжественной. Адам почувствовал огромное облегчение, когда все закончилось. Все это время Франсин держалась за его рукав и время от времени прикладывала к глазам до смешного крошечный платочек. Элизабет стояла чуть в стороне, ее лицо было бледным, как у камеи. Светло-серебристые волосы были зачесаны в элегантный шиньон. Черное платье с короткой юбкой подчеркивало бледность девушки и ее поразительную стройность.

Адам опасался, что Элизабет не выдержит напряжения и не сможет выстоять службу до конца, а при виде гроба с недвижным телом отца в окружении множества цветов лишится чувств. Но подобного не случилось. Джером наверняка хотел бы, чтобы его похороны прошли строго и изысканно, и Элизабет старалась выполнить волю отца. Горе она рассматривала как крест, нести который она обязана не ропща.

Позднее в тот же день Адам вместе с Элизабет повез тело друга в Лондон. На следующее утро они оказались на большом безликом кладбище, где семь лет назад похоронили Серену. Тут нашел свой последний приют и Джером. Адам не стыдился слез, обильно струившихся по его лицу. Джерри был хорошим другом, и подобно Серене, он слишком рано ушел из жизни.

После кладбища в арендованном «роллсе» они отправились в отель «Савой», где Элизабет забронировала номер. Как ни велико было его горе, Адам втайне задавался вопросом, намерена ли Элизабет вести жизнь своего отца.

– Ты будешь жить на Итон-плейс или вернешься во Францию? – спросил он, когда они вошли в ее номер.

Она сбросила пальто на кресло.

– Ни то ни другое.

Чай поджидал их на серебряном подносе. Элизабет прошла через комнату, налила в удивительно изящные чашки чая с бергамотом и одну подала Адаму.

– Я думаю продать особняк на Итон-плейс и приобрести что-нибудь поменьше и поскромнее, с чем я смогла бы управиться. Где-нибудь в провинции. В Кенте или Суссексе, например. Там, где меня не станут преследовать воспоминания.

Она была в плотно облегающем тело платье, напоминающем черный шерстяной чулок, с длинными рукавами и высоким воротом. Узкая юбка заканчивалась у самых щиколоток. Волосы Элизабет по-прежнему были собраны на затылке. Она выглядела восхитительно, больше похожая на француженку, нежели на англичанку.

– А тебе не будет одиноко? – спросил Адам, круто повернувшись к окну и уставившись на Темзу.

– Мне будет одиноко повсюду, где бы я ни жила, – тихо ответила Элизабет.

Он ничего не сказал, только желваки заиграли на щеках.

Он услышал, как она поставила на стол чашку и произнесла:

– Я, наверное, никогда не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделал, дядя Адам. Правда, я думаю, что без тебя вообще не сумела бы справиться.

При этом давнишнем и очень детском обращении «дядя Адам» он поморщился. В последнее время Элизабет почти не называла его так. И решила почему-то назвать именно сейчас, когда он готов был свалять чудовищного дурака. Он ведь собирался сказать, что ей вовсе незачем оставаться одинокой. Что она вполне могла бы жить вместе с ним в Лондоне. Что он готов удочерить ее, жениться на ней. Все, что угодно, лишь бы только Элизабет оставалась с ним.

– Когда перееду, то непременно сообщу адрес, – пообещала она, прошла через всю комнату и, подойдя к Адаму, просунула свою руку ему под локоть. – А в июне я буду в Париже. Обязательно хочу побывать на твоей свадьбе. Я не пропущу ее ни за что на свете! – Ее голос звучал нежно и любовно.

Она не сможет быть даже подружкой невесты. Франсин извиняющимся тоном объяснила Элизабет, что у нее целая армия молоденьких племянниц, каждая из которых ждет не дождется чести быть на свадьбе подружкой невесты. Но Франсин не сказала, что, будь Элизабет подружкой, она своей красотой затмила бы невесту, а подвергать себя подобного рода риску Франсин вовсе не желала.

Адам натянуто улыбнулся. У него уже не было никакого предлога оставаться рядом с Элизабет. После смерти Джерри Элизабет унаследовала значительное состояние, и целый сонм адвокатов и юрисконсультов был готов защищать ее капиталы и, стало быть, саму Элизабет. Но повернуться и попрощаться с Элизабет оказалось для него исключительно трудным делом – ничего труднее никогда не выпадало на его долю.

По коридору, устланному мохнатым ковром, она проводила его к лифтам.

– Мне будет очень недоставать тебя, – сказала Элизабет, стиснув руку Адама.

– Я буду очень скучать по тебе, – сказал он и чуть притронулся губами к ее виску. После чего вошел в кабину лифта – симпатичный мужчина с густой шапкой волос, выглядевший много моложе своих сорока двух лет.

Металлические решетки дверей закрылись, а пять минут спустя Адам уже шагал по омытому дождем Стренду, стараясь не думать о том, какой беззащитной, уязвимой и вместе с тем прекрасной выглядела Элизабет при их прощании. Он пытался сосредоточиться на том, что через два месяца ему предстоит жениться, чего Адаму сейчас совершенно не хотелось.