Грехи - [24]

Эрика усмехнулась:

– Мои родители вообще редко закатывают истерики. Я только скажу им, что мы уходим.

– Я подожду тебя у выхода.

Боу смотрел, как она идет по залу, и ощутил, что его грудь распирает от гордости. Она была его девушкой, носила его значок, он видел это. С гривой рыжих волос, образующих сияющий огненный нимб, и с длинными стройными ногами, оначерт возьми, была самой хорошенькой из всех, кого он когда-либо видел. Боу заметил, как она засмеялась чему-то, что сказал ее отец, оглянулась на него и снова засмеялась. Черт, о чем они говорят? Он мысленно пожал плечами. Не так уж это важно. Эрика выглядела счастливой. Единственный человек, отважившийся смеяться перед лицом страха и уныния. Молодой человек посмотрел на других присутствующих. Большинство из них лицемеры. Особенно Мэрилу Робертс и Фиби Пирсон. Черт побери, они ведь не любили старого дока Гранта, говорили, что он был диверсантом, засланным с севера, с целью насылать на врагов какие-то смертельные болезни. Боу, во всяком случае, совершенно точно знал, что Пирсоны никогда не водили своих детей к доктору Гранту. Ходили за тридевять земель в Джефф-Сити к какому-то модному педиатру. И единственной причиной, почему Мэрилу Робертс не делала то же самое, были сплетни, которые она упустила бы, если бы не выдумывала болезнь за болезнью, чтобы иметь возможность совать нос в чужие дела. Только посмотрите, как они обе прикладывают к глазам тонкие кружевные носовые платочки. Слава Богу, его мать не была такой лицемеркой.

Боу машинально перевел взгляд на мать, разговаривавшую с Элти Уитком, и мягко и нежно улыбнулся. Возможно, ее юбки были слишком облегающими и на несколько дюймов короче, чем диктовал этикет, а ее прическа, возможно, была несколько экстравагантной, но, по крайней мере, все это не быдо вульгарным, поддельным. И такой же искренней была сейчас ее скорбь. Мать была самым добросердечным человеком во всем городе, способным прощать ошибки соседям, даже когда их злобные языки сплетничали о ней. «Ты должен жалеть их, Боу. Если бы они не были так несчастны, им не нужно было бы говорить плохо о других». Именно так она и поступала. Даже по воскресеньям, когда «добрые» жители Сент-Джоуна сторонились ее в церкви, ей удавалось не замечать этого. Единственная, истинная христианка, часто думал он о ней.

Боу перевел взгляд на сестру, увидел на ее лице привычную недовольную гримасу и, нахмурившись, неодобрительно покачал головой, когда она отошла в угол и вытащила из сумочки сигарету и зажигалку.

Черт возьми, Петит, неужели не понятно, что ты единственный человек во всем мире, который может причинить боль матери?! Если она и прощала все на свете ошибки, включая и ошибки своих детей, то последние нее еще больно ранили ее. Даже его отец не смог бы больше обидеть Бобби Боухэнон… во всяком случае, ее душу. О, он мог продолжать ставить ей синяки, но однажды произошла странная вещь – ее перестало заботить, что делает ее муж, он, казалось, был лишен наказания. Но Петит могла обидеть мать до глубины души и делала это слишком часто, как будто получая от этого удовольствие. Вот как сейчас, подумал Боу, заметив, как она встретилась взглядом с матерью, задрала подбородок и выпустила струю дыма.

Он не чувствовал, что Эрика снова присоединилась к нему, пока она не коснулась его руки.

– Что случилось? – спросила она. Он только искоса взглянул на нее.

– Подождешь меня минутку, Блю? У меня есть сестрица, которой нужно свернуть шею.

– Боу, не будь с ней слишком жестоким, – заступилась за нее Эрика, глядя через зал на Петит, – у нее трудный возраст.

– Да, поговорю с ней о том, как стать еще круче. – И он пошел, сжав кулаки.

Эрика видела, как Боу схватил сестру за руку и отобрал висевшую на губе сигарету, но неожиданно перед ней появились Кэрри и Брет, заслонив собой конец сцены.

– Привет! – воскликнула Кэрри, словно вчера вечером у них не было ссоры.

Эрика сначала испугалась, увидя подругу, но потом улыбнулась с искренним облегчением – она тоже решила выкинуть все из головы.

– Привет, ребята! Вы только что пришли?

– Нет, мы почти час гуляли по парку. Похоже, собирается дождь, вот мы и решили войти и присоединиться к плакальщикам.

Кэрри сморщила свой дерзкий маленький носик так, что он стал смешным и милым, и Эрика, хотя и чувствовала, что трагическая смерть доктора Гранта – неподходящий повод для шуток, тем не менее тоже усмехнулась.

– Здесь вполне спокойно, полагаю, все еще в шоке. Просто невозможно представить себе, что он мертв. Моя мама только вчера была там и разговаривала с ним.

– Она все еще пишет эту книгу? – спросила Кэрри, игриво поводя глазами и намеренно поддразнивая ее.

На этот раз Эрика не засмеялась, но и не вспыхнула, как накануне вечером.

– Нет, они мне сказали, что книга закончена и отправлена издателю.

– Тогда зачем она посещала доктора Гранта?

– Она болеет? – спросил Брет заботливо. Эрике послышался сарказм в его вопросе, но в конце концов, не найдя ничего подозрительного и почувствовав за собой вину, она одарила его обворожительной улыбкой,

– Нет, просто за помощь в подборе материала она обещала угостить его одним из своих любимых ананасовых пирожных. – И добавила специально для Кэрри: – Книга – медицинский триллер о враче из маленького американского городка Смолл-Таун, убивающем своих пациентов. – Она засмеялась. – Мама сказала, что у доктора был дьявольски одаренный ум, он подсказал ей несколько превосходных поворотов сюжета. Она говорила; что, когда восторгалась им, он бывал или откровенно счастлив, или откровенно зол. Какая ирония, правда? Он помогает писать детектив о докторе-убийце, а потом его самого убивают. Я все еще не могу поверить, что он мертв.