Он усмехнулся:
– Я построю тебе самый большой дом в Сент-Джоуне. Люди будут проезжать мимо него, показывать и говорить: «Вот это да! Посмотрите, какой дворец!» Он будет больше, чем Стоун Хилл.
– Боу, мне не нужен огромный дом. Я хочу, чтобы он был веселым и счастливым, таким, какой ты сделал меня.
– А как же все болезненные воспоминания, Блю? – хмуро спросил он. – Я не могу избавиться от них, где бы мы ни были.
– Они не все печальные, у нас есть и радостные, и будут еще. – На мгновение она спрятала лицо у него на груди, а потом снова заглянула в его темные глаза, объясняя, о каких воспоминаниях она говорит. – Например, когда мы в первый раз занимались любовью, или во второй, несколько ночей назад.
– О Боже, я так люблю тебя, – приглушенно произнес Боу.
– Тогда докажи мне это, – прошептала Рикки.
– Прямо сейчас? Ты уверена?
– Никогда в жизни ни в чем не была уверена больше. Я люблю тебя, Кин Боухэнон. Я хочу заняться с тобой любовью.
– Поверь мне, ничего на свете я не хочу больше, чем любить тебя прямо здесь и прямо сейчас. Но как же эти двое проклятых янки на холме? Ты пообещала им вернуться через несколько минут.
В ее голубых глазах светились страсть и радость.
– Но, дорогой, теперь я южанка, а существуют две вещи, которые мы, южанки, делаем лучше всех.
– Да? Что же это?
– Мы самые страстные в любви, – промурлыкала она, проводя кончиком пальца от его подбородка к вырезу рубашки.
– Ах, так, – сказал он, целуя ямочку на ее щеке. – А вторая?
Ее голос был ласковым и нежным как пух:
– Ну, лжем, как никто, мой сладкий.
– Другими словами, мы не собираемся возвращаться.
Она усмехнулась:
– И что мне особенно нравится в вас, южных мужчинах, так это то, что вы чертовски сообразительны.
