Грехи ассасина - [131]

— Еще хуже. Я пал жертвой собственной легенды. Стал считать тебя не только достойным противником, но и достойным человеком. Увидел, как ты отнесся к фидаину, как похоронил его с почестями…

— О чем ты? — не понял Полковник.

Двое солдат помогали выйти из дома Лео и Мозби.

— Не имеет значения. Оружие находится на пути к тому, кто предложил самую высокую цену. Скорее всего, к китайцам. Или бразильцам. Нам всем грозят большие неприятности.

— Неприятности грозят всегда. И всегда находятся люди, готовые предотвратить их. — Закари Смит смотрел в точку над лесом, где исчез вертолет. — Сейчас я пытаюсь понять, кто из нас больший дурак. Ты, потому что передумал и решил перейти на мою сторону, или я, потому что решил, что Бэби любит меня так же сильно, как я ее.

— Лично мне придется и дальше быть на твоей стороне, — прохрипел Ракким, — если, конечно, ты не решишь меня расстрелять, но в этом случае меня можно объявить победителем.

— Нам нужно о многом поговорить, — сказал Полковник, все еще глядя в ночное небо.

44

Наслаждаясь земляничным коктейлем в купе скоростного поезда, летевшего через Скалистые горы, Ракким в который раз пытался понять, почему Бэби оставила в живых Мозби и Лео. Такое решение могла принять лишь она. Грейвенхольц расправился бы с ними просто из принципа. Забил бы до смерти только ради удовольствия послушать хруст костей. Поезд на магнитной подвеске плавно летел в четырех дюймах над направляющей. Силовая установка работала почти бесшумно, а потому непрерывное гудение в ушах не давало Раккиму покоя, ухудшая и без того скверное настроение. Итак, почему Бэби оставила их живыми?

На противоположном сиденье спал Лео. Как и три предыдущих дня, с самого момента его попытки войти в контакт с сердечниками памяти, содержавшими информацию об устройстве гафниевой бомбы. Трое суток подряд он просыпался только для того, чтобы сходить в туалет или набить желудок едой. Толстяк почти не говорил, а если и говорил, то нес какую-то чепуху на непонятном языке. Последний день они провели в поезде, несущемся со скоростью двести восемьдесят пять миль в час. Пока Лео спал, Ракким успел передумать о Саре и Майкле, об исчезнувшем в лесу Малкольме Крузе, о слезах на щеках Полковника, о Бэби, смотревшей на него из набиравшего высоту вертолета. Но чаще всего он думал о собственном поражении. По сути, перед ним стояла довольно простая задача. Во-первых, найти оружие. Затем украсть у Полковника и либо привезти домой, либо уничтожить. Лучше привезти, чтобы использовать для устрашения мексиканцев и мормонов. Или, что еще предпочтительнее, использовать для установления доверия между республикой и поясом. Начать воссоединение, так необходимое обеим странам. В самом крайнем случае он мог уничтожить оружие, исключив таким образом возможность его использования против них.

Вчера из Монреаля Ракким связался с Сарой. Сообщил о провале. Сказал, что не смог ни захватить контейнер, ни ликвидировать его и еще не смог убить ни Круза, ни Грейвенхольца. В остальном миссия закончилась успешно. Сара сказала, что счастлива, так как он сам жив. И еще счастлива, что жив Лео. Он сказал, что, по его мнению, гафниевое оружие на пути в один из исследовательских центров в Китае, а Бэби и Грейвенхольц получили денег больше, нежели может понадобиться человеку на всю оставшуюся жизнь. По крайней мере, Бэби. Она не станет возиться с Грейвенхольцем, поскольку рыжий ей больше не нужен. Сара пообещала предупредить президента об изменившейся глобальной ситуации. Ракким не совсем понял смысл ее слов, но подозревал, что Кинсли не прикажет устроить парад в его честь и не пригласит на частный ужин в знак благодарности от имени всей нации.

Бывший фидаин заработал легкое сотрясение. Три расшатавшихся зуба укрепил живший в Бунсвилле дантист, от которого пахло гвоздичным маслом. Он даже не мог вернуть Стивенсону сребреник. Ракким потер правую ладонь, посмотрел на нее. Да, клеймо в виде распятия постепенно исчезало, словно его поглощала кожа. Детали почти сгладились.

Заснеженные вершины тянулись на фоне голубой перспективы, но его великолепный пейзаж за окном совершенно не интересовал. Ему просто хотелось домой.

Бывший фидаин взглянул на Лео. Толстяк спал с открытым ртом, и на подбородке у него засыхала дорожка слюны. Еще один из ошеломляющих успехов Раккима. Сиэтл покидала гордость семьи, человек-компьютер, огромный шаг вверх по эволюционной лестнице. Во всяком случае, по словам самого юноши. Теперь… теперь он превратился в прославленного живого робота, одного из подвергнутых лоботомии клонов, хранящихся в холодильниках швейцарских миллиардеров в качестве источника запасных органов.

Мозби выздоровел быстро. Вполне возможно, благодаря помощи Бэби, а не только регенеративным способностям фидаина. Еще один вопрос, который хотелось бы ей задать. Искатель взял на себя заботу о Лео. Он сидел рядом с ним, день и ночь читая молитвы. По крайней мере, повредить они не могли. Мозби почти не общался с Раккимом, возможно, все еще чувствовал к нему неприязнь, однако достаточно много расспрашивал о толстяке и своей дочери. Причем бывший фидаин не ожидал услышать именно таких вопросов. Они совершенно не касались надлежащих или ненадлежащих контактов или поругания чести семьи. Мозби хотел знать, хороший ли человек Лео. Достаточно ли честен. Мог ли он рассмешить Лиэнн. Понимал ли ее, когда она говорила, например, что число — это язык, на котором Бог разговаривает с людьми. Джона волновало, сможет ли толстяк сделать его дочь счастливой. Потом он укатил на старой машине Раккима. Отправился к семье, крутанув на удачу висевшую под зеркалом заднего вида пирамидку с глазом.