Грехи ангелов - [2]

— Черт побери! — продолжала ворчать она. — Сколько раз тебе повторять: называй меня просто Анжелой!..

Джеки почувствовала в голосе матери откровенную враждебность, знакомую ей с раннего детства, и едва удержалась, чтобы не бросить трубку.

— Не понимаю, почему ты так поступаешь со мной? — тихо проговорила она, ненавидя мать за эгоизм, нервозность и скупость. Но больше всего за то, что та заставляла ее унижаться и попрошайничать.

— Я уже говорила тебе, — сказала Анжела, — из твоей затеи ничего не выйдет. Поумнее тебя люди пытались это сделать, но ничего не добились.

Джеки вздрогнула. Мать ударила в самое больное место.

— Не понимаю, — продолжала Анжела, — с какой стати я должна снимать со счета Ллойда миллион долларов только для того, чтобы ты пустила их по ветру.

— Но ведь эти деньги принадлежат мне. И Ллойд никогда бы мне в них не отказал.

— Ллойд был просто старым болваном. Что же касается денег, то формально ты, милая моя, не в праве распоряжаться ими еще в течение пяти лет.

— Но ведь никогда раньше ты не мешала мне распоряжаться этими деньгами так, как я считала нужным. Почему же ты делаешь это теперь?

— Потому что я должна думать о своей репутации. И я вовсе не желаю, чтобы мое имя ассоциировалось с провалом мюзикла, посвященного блондинке, у которой было не все в порядке с мозгами. Я не говорю о том, что об этой истории уже давно все забыли и нет никакого смысла о ней вспоминать.

— Я уверена, что ты ошибаешься. В основе мюзикла жизнь Мэрилин Монро… А в Мэрилин было нечто такое, чего не было в других знаменитых актрисах… Разве я не права?

— А может быть, дело просто в том, что она лучше других умела обделывать свои делишки, а?.. Понимаешь, что я имею в виду?

Джеки закрыла глаза. Теперь мать могла договориться до чего угодно.

— Это меня не интересует. Я уверена, что на этом материале смогу сделать нечто достойное. Вот и все.

— Ну естественно, ты уверена… — зевнула Анжела, изображая скуку. — Только от меня ты не получишь ни цента. Да и как, по-твоему, я могу поддержать идею, которую уже пытались воплотить, но всякий раз спектакли с треском проваливались? На эту тему не упомнишь ни одной приличной постановки. — Она сокрушенно вздохнула. — Ни один нормальный человек не согласится дать денег на эту блажь. Твой мюзикл никогда не поставят ни в Лондоне, ни здесь на Бродвее. К тому же у тебя нет в этом деле никакого опыта… Какие тебе еще нужны объяснения, скажи на милость?

— Ты права, — сказала Джеки. — Я еще не поставила великого мюзикла, и эти сукины дети из бродвейской тусовки, от которых ты без ума, пока что не слишком жалуют меня, но я действительно уверена в том, что делаю. Мне было восемнадцать, когда я начала работать в театре. У меня за плечами двенадцать лет… — Она остановилась, чтобы унять волнение. — Конечно, у меня было несколько неудач, но у кого их не бывает? Зато моя постановка «Святого Грааля» у Хэкни получила, если ты помнишь, отличные отзывы в прессе…

Говоря это, Джеки понимала, что для матери ее доводы не имеют значения.

— У какого еще Хэкни? — язвительно поинтересовалась Анжела.

— Неважно…

На несколько секунд воцарилось молчание. Потом Анжела сказала:

— Ну что же, я полагаю, мы все обсудили.

— Спасибо за помощь и поддержку, — с горечью проговорила Джеки.

Ирония не достигла цели. Самодовольство матери было непробиваемо.

Снова воцарилось молчание. В какой-то момент Джеки пришла в голову странная мысль, что, может быть, мать все-таки переменит свое решение.

— Я делаю это для твоего же собственного блага, — наконец сказала Анжела.

Джеки только сокрушенно покачала головой.

— Ничего подобного. Ты делаешь это для себя. Только я не понимаю, зачем тебе это нужно.

— Тут и понимать нечего.

Джеки ничего не ответила. Она вдруг ясно представила себе мать. Она красива, даже очень красива, ее мать. И, должно быть, ей одиноко в ее роскошной квартире в Нью-Йорке. Наверное, она стоит у окна. В одной руке телефонная трубка, в другой — сигарета, вставленная в мундштук из слоновой кости. Вот она скользит взглядом по темному великолепию неба над Манхэттеном, по бесчисленным мерцающим огням. Никому из своих молодых и часто сменяемых любовников она не позволяет задерживаться в этих апартаментах, выстроенных на крыше небоскреба. На вилле в Вирджинии — да. Но только не в Нью-Йорке. Должна же она заботиться о своей репутации. А репутация для Анжелы была самой важной вещью в мире.

— Значит, что бы я тебе ни сказала, ничто не заставит тебя переменить свое решение? — спросила Джеки.

— Ничто, — с ударением ответила Анжела. — Но почему бы тебе не попробовать разжиться деньжатами у своего блаженного папочки? — зло усмехнулась она. — Или у его богатенькой женушки? Потряси их немного. Неплохая мысль, а? Может быть, они тебе и не откажут.

— До свидания, мама, — пробормотала Джеки.

— Анжела! Черт бы тебя побрал! Называй меня Анжелой!..

Но дочь уже положила трубку.

Джеки подошла к окну, стараясь побыстрее забыть этот отвратительный разговор. Лучше всего просто не думать об этом. От общения с матерью на душе всегда оставался неприятный осадок. Но теперешний ее отказ дать денег явился для Джеки полной неожиданностью.