Грех - имя твое, женщина - [57]

— Отдай мне ее по-хорошему, — угрожающе произнес мужчина, сверля Германа тяжелым взглядом.

— Даже не подумаю.

В тот миг братья напоминали двух волков, встретившихся на узкой тропинке, где никто не хотел уступать другому.

— Последний раз предлагаю…, - у Слюсаренко разве что пар из ушей не шел, от злости.

— А я последний раз отвечаю — иди куда шел. Надеюсь, я ясно выражаюсь? — от звука голоса Макарова у меня по спине побежали мурашки, настолько угрожающе он звучал.

— Ты еще пожалеешь о своем решении, — Виталий сузил глаза. — Но будет поздно.

— Это уже мои проблемы.

— Вот именно, — поддакнул Слюсаренко.

— Тебе не пора ли, братец? — складывалось ощущение, что Макаров специально провоцирует Виталия. Но тот, при всей своей вспыльчивости вел себя достаточно хорошо, даже голоса до крика не повысил, что было на него не похоже.

— Мне решать, — прорычал он.

Мужчины еще перебросились несколькими фразами, с завуалированными угрозами, но в конце концов Слюсаренко хлопнул дверью и умчал в неизвестном направлении.

Меня же не покидало чувство опасности. И вроде бы беседа между мужчинами прошла достаточно спокойно, но что-то меня тревожило, занозой впиваясь в мозг.

— Он просто так это не оставит, — глухо произнесла, входя в квартиру Макарова и в изнеможении приваливаясь к стене.

— Это уже не твоя забота, — уверенно ответил Герман, бросая пакеты с продуктами на пол и исподлобья смотря на меня.

Как мне хотелось бы в это верить.

***

Следующие три дня не происходило ничего сверхъестественного. А точнее, вообще, ничего не происходило. Утром Макаров уходил на работу, оставляя меня одну в квартире, заставляя закрываться на все замки. Я же до вечера, пока мужчина не возвращался, слонялась по дому. Читать не хотелось, на телевизор у меня была стойкая аллергия, а приготовление пищи для себя и хозяина квартиры не занимало чересчур много времени. Лишь ночи были насыщены впечатлениями. По поводу их разнообразия никаких претензий к Герману у меня не было, зато были другого плана.

— И сколько мне еще сидеть в четырех стенах? — заявила, стоило появиться Макарову на пороге квартиры.

— Вот ты как меня встречаешь? — мужчина ослабил галстук. Днем у него должно было быть важное совещание, к которому Герман готовился целый вечер, если не брать во внимание наш секс, случившийся прямо на разложенных документах. Я принесла Макарову кофе, да так и задержалась у стола. Вернее на столе. Оказалось, что бумаги в качестве перины очень даже неудобны, поскольку скользят одна по другой, а потом вовсе мнутся и комкаются.

— Я так больше не могу, — страдальчески сообщила Герману.

— Это как еще так? — Макаров подошел ближе.

Неужели он не замечал моего состояния? Я стала нервная, дерганная.

— Я тут с ума скоро сойду. Я хочу к людям, — бездействие меня угнетало. За свою жизнь я привыкла либо учиться, либо работать, а то все вместе. Сидеть же дома было совершенно не по мне. Тем более, когда даже поговорить было не с кем. Не самой же с собой мне беседы вести? Так недолго и с ума сойти.

— Тебе не безопасно выходить, — между бровей мужчины залегла складка.

— Да что мне может сделать Слюсаренко? — именно из-за него я находилась в заточении.

Обжившись немного с Германом, меня потихоньку стал отпускать страх относительно депутата. Ощущение опасности притупилось. Я поверила, что Герман меня в обиду не даст. Мне казалось, что если мужчины вдруг сойдутся в схватке, то Макаров победит. Неспроста Слюсаренко угрожал Герману пистолетом в день своего дня рождения. Он боялся брата. И лишь с помощью оружия мог уравнять шансы.

— Ты знаешь, что Виталий очень мстителен? — устало, спросил у меня Макаров. По всей видимости, ему не было охоты объяснять очевидные вещи.

— Но ты же выходишь из дому и не боишься, — гнула свое.

— Одно дело я, а другое ты. Мне он ничего не сделает. Если бы хотел, уже давно бы…, - Герман не стал договаривать.

— И мне ничего не сделает, — я была непреклонна. — Завтра же выйду на работу.

Я на самом деле хотела это сделать. Там я чувствовала себя нужной. От меня многое зависело, это вселяло уверенность, поднимало самооценку.

— Уже не выйдешь, — устало произнес Макаров, проходя вглубь квартиры и направляясь в сторону кухни.

На обдумывание ушло несколько секунд.

— Это еще почему? — я не могла понять, с чем связано столь категоричное заявление.

— Потому как ты там больше не работаешь, — бросил через плечо Герман.

Я пошла следом за мужчиной. Информация, сообщенная им, мною была услышана, но в голове не укладывалась.

— Как это я не работаю? У меня и трудовой договор есть, и книжка.

Мне, конечно, говорили при приеме, что место декретное. Но девочка, которую я замещаю, выйдет еще не скоро. У нее ребенок маленький, а сидеть не кому. Я с ней разговаривала. Она уверила меня, что все в порядке, и я могу смело работать. Так что вряд ли она вышла на работу на свое место вместо меня.

Мысли, путаясь, проносились у меня в голове со скоростью истребителей. Однако ни одно из объяснений в должной степени меня не удовлетворяло. Не хватало данных для правильного решения задачи.

— Тебя уволили, — глухо произнес мужчина, наливая себе в стакан минеральной воды из бутылки, взятой в холодильнике.