Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии - [28]

Водворение олигархии в Афинах было последним зве­ном в ряду политических переворотов, которые повлекли за собою падение демократии почти на всем протяжении преж­него Аттического государства. Повсюду переход общин на пелопоннесскую сторону совершался под влиянием доста­точных классов, с этой минуты власть, естественно, все бо­лее и более переходила в их руки. Так случилось в Хиосе во время осады его афинянами. Афинские олигархи во время революции 411г. тоже с успехом старались доставить власть в союзных городах по возможности своим политическим друзьям; в некоторых городах эти правительства с помощью пелопоннесцев удержались и после падения Четырехсот в Афинах. Но где нельзя было устранить демократию законным путем, там олигархи не останавливались и перед насильст­венным ниспровержением существующего порядка, уверен­ные в том, что найдут надежную опору в пелопоннесских гарнизонах. Таким образом, в 408 г. хиосские изгнанники с помощью лакедемонского адмирала Кратесиппида вернулись в Хиос и в свою очередь изгнали демократов. Но лишь Ли­сандр последовательно провел реформу конституций в оли­гархическом духе. Еще в 407/406 г., будучи в первый раз навархом, он тесно сблизился с олигархическими клубами в ма­лоазиатских городах; а как только он весною 405 г. вторично стал во главе пелопоннесского флота, он приступил к делу. В Милете он вызвал восстание олигархов, во время которого многие видные демократы были умерщвлены или изгнаны. После победы при Эгоспотамах повсеместно в завоеванных городах были назначены правительственные коллегии из 10 человек — т.н. декархии, — и та же реформа проведена по возможности в старых союзных государствах. Члены этих коллегий избирались из числа надежнейших приверженцев олигархической партии, причем не обращали внимания ни на знатность происхождения, ни на богатство; само собою разу­меется, что они повсюду принадлежали к достаточному и об­разованному классу.

Таким образом, почти на всем протяжении эллинского мира господство неимущей массы было устранено. Демокра­тия держалась еще только в немногих пунктах, — в Аргосе, Мантинее и Элиде, в Кирене, на Керкире и в Нижней Ита­лии. В Сиракузах господствовала военная диктатура, на гре­ческом востоке власть почти везде находилась в руках со­стоятельных людей, „благородных и хороших", как они сами называли себя. Теперь им предстояло доказать свои права на это название.

ГЛАВА III. Олигархия на греческом Востоке

Аттическая держава лежала в развалинах; принадле­жавшие ей города беспрекословно признали гегемонию Спарты. Впервые за время своего существования Эллада сплотилась в одно целое[3]. Правда, это объединение было куплено дорогой ценой. Большая часть греческих городов Малой Азии была отдана во власть персов, а в Сицилии Карфаген отодвинул границу своих владений почти до ворот Сиракуз. Спарте предстояла громадная задача, если она хо­тела осуществить тот план, который она наметила себе в на­чале войны, — план освобождения всех эллинов.

Не менее важные задачи ждали разрешения и в области внутренней политики. Нужно было загладить все обиды, причиненные Афинами в течение последнего полувека эл­линским общинам, насколько вообще можно загладить со­вершенную несправедливость; нужно было утвердить геге­монию Спарты и в тех городах, которые еще отказывались признать ее, упорствуя в своем партикуляризме; наконец — и это стояло на первом плане — нужно было дать эллинам прочную политическую организацию, которая, щадя по воз­можности свободу отдельных государств, отдавала бы, од­нако, в случае надобности их военные и финансовые силы в распоряжение Спарты.

Естественно, что решение этой задачи на первых порах было поручено человеку, которому Спарта более, чем кому-либо, была обязана своим настоящим могуществом. Окру­женный ореолом побед, Лисандр достиг теперь наибольшей популярности. Так как вторичное избрание в навархи было запрещено законом (выше, с.74), то этим званием облечен был его брат Либис, и таким образом командование флотом и управление заморскими владениями фактически оставлено в руках Лисандра еще на один год (404/403). Да и вообще заслуженные почести были возданы ему щедрой рукой. В скульптурной группе, которую Спарта воздвигла в Дельфах в память победы, рядом с Диоскурами, Зевсом, Аполлоном и Артемидой стоял и Лисандр, венчаемый Посейдоном, в кру­гу своих офицеров. Эфесцы поставили его статую в храме Артемиды, покровительницы города, а в Самосе, который, правда, имел основание быть особенно благодарным ему, дошли до того, что главное празднество города, посвящен­ное до сих пор Гере, отныне стали справлять в честь Лисандра. Как здесь, так и в других освобожденных городах были воздвигнуты в его честь алтари; ему, как герою, приносили жертвы и пели гимны. Еще никогда ни один человек не пользовался в Греции таким почетом и не обладал таким мо­гуществом.

Прежде всего изгнанные некогда афинянами жители Эгины, Мелоса, Орея, Потидеи и Скионы возвращены были на свои места. Общественное мнение Греции восторженно приветствовало эту меру; но Лисандр хорошо знал, что при помощи одних моральных средств невозможно удержать в руках обширную державу. Он научился у врага; уничтожая афинские клерухии, он сам вступил на тот путь, который указали Афины. Когда после битвы при Эгоспотамах Сеет сдался пелопоннесцам, вместе с афинскими колонистами было изгнано и туземное население города; теперь Лисандр поселил в этом пункте, имевшем огромное стратегическое значение, отставных моряков своего флота. Так заложен был первый камень лакедемонской колониальной системы.