Гражданские войны - [126]

123. Но Брут решил держаться первоначального плана, в чем его укрепили известия о голоде и об успешных действиях на Ионийском море, а также то, что он видел вызванное безвыходным положением отчаяние врагов. Поэтому он предпочитал выдержать и осаду и прочие трудности, лишь бы не вступить в схватку с людьми, страдавшими от голода и потерявшими надежду на все другое, кроме силы своего оружия. Войско, однако, без разумных оснований было настроено иначе; оно тяготилось тем, что, подобно женщинам, сидит взаперти в лагере в страхе и бездействии. Недовольны были и его начальники: они одобряли планы Брута, но считали, что при наличии храброго войска можно одолеть врагов скорее. Причиной этих настроений было то, что Брут был мягок и добр со всеми, не был похож на Кассия, сурового и властного во всем. Вследствие этого Кассию они подчинялись по первому его приказанию, не вмешиваясь в его распоряжения, не спрашивая о причинах, которыми они вызваны, а если и узнавали эти причины, не входили в их рассмотрение; от Брута же, вследствие его кротости, они требовали для себя участия в командовании на равных с ним правах. Наконец, собираясь отрядами или просто толпами, войско стало уже более открыто высказывать свое недоумение, говоря: "За что недоволен нами полководец? В чем провинились мы, недавно одержавшие победу, обратившие врагов в бегство, а оставшихся из них перебившие и взявшие в лагерь?" На это Брут сознательно не обращал внимания и не созывал воинов на собрание, чтобы не оказаться, к своему позору, вынужденным к неразумным действиям всей этой толпой, в особенности наемниками, у которых всегда остается надежда спастись путем перехода на сторону противника, подобно тому как меняют хозяев легкомысленные слуги.

124. Но затем к Бруту стали приставать и военачальники, настаивая, чтобы он воспользовался рвением войска, которое, может быть, и совершит что-нибудь славное; а если и случится что-нибудь во время битвы, можно будет вновь вернуться в лагерь и защищаться от врагов теми же самыми укреплениями. Тогда Брут, особенно рассердившись на военачальников и досадуя, что они, подвергаясь той же самой опасности, легкомысленно соглашаются с мнением войска, предпочитающего сомнительную и связанную с риском судьбу безопасной победе, все же уступил; уступил на гибель и себе и им всем, упрекнув их только следующими словами: "По-видимому, мы будем воевать, как воевал Помпей Великий, не столько являясь полководцем, сколько подчиняясь войску". И, мне кажется, он сказал только это, скрывая то, чего он боялся всего более: как бы войско, что было некогда войском Цезаря, не возненавидело его и не перекинулось к врагам. Под влиянием страха перед тем же и Брут и Кассий с самого начала войны старались ни в чем не давать воинам повода к недовольству ими.

125. Таким образом, Брут против воли вывел войско, построил его в боевом порядке перед стеной и наставлял воинов не выходить далеко за холм, чтобы им было возможно легко вернуться, если это понадобится, и чтобы им было удобнее обстреливать врагов с холма. С обеих сторон воины подзадоривали друг друга к битве; и тут и там наблюдалась большая уверенность и даже чрезмерная смелость: у одних она была вызвана страхом перед надвигающимся голодом, у других — естественным опасением, как бы они, принудившие полководца к выступлению, которое сам он хотел еще отсрочить, не показали себя хуже, чем обещали, слабее, чем хвастались, и, таким образом, не были бы скорее ответственны за поспешность, чем достойны похвалы за принятое разумное решение. Такое же настроение внушал им своим строгим лицом и Брут, объезжавший на коне войско и напоминавший ему о его положении в немногих, насколько позволяло время, словах. "Вы захотели сражаться, — говорил он, вы заставили меня, державшегося иного мнения, победить врагов в битве, не обманите же ни моей, ни вашей собственной надежды. Ваш союзник — холм, и все, что у вас в тылу, принадлежит вам. Враги же ваши окружены двойной опасностью, находясь между вами и голодом". Говоря это, он разъезжал по рядам, провожаемый возгласами надежды и ободрения.

126. Цезарь и Антоний, объезжая свои войска, простирали правую руку к тем, к которым они подъезжали, и еще строже убеждали их, не скрывая от них опасности голода, так как мысль о нем могла еще более поднять их отвагу. "Мы нашли врагов, о мужи, — говорили они, — мы имеем тех, кого хотели получить, за пределами их укреплений. Пусть же никто из вас не опозорит собственного своего вызова, оказавшись слабее на деле, чем в угрозах; пусть никто не отдаст предпочтения голоду, бедствию неотвратимому и мучительному, пред укреплениями и трупами врагов; их они предоставляют вашей храбрости, вашему оружию, вашей безумной отваге. Положение дел заставляет так спешить, чтобы ничего не откладывать на завтрашний день, но сегодня же решить все, вплоть до полной победы или славной смерти. У победивших будет возможность в течение одного дня и посредством одного сражения получить и продовольствие, и деньги, и корабли, и лагери, и вдобавок наградные от нас. И это все так и будет у вас, если прежде всего, напав на них, мы будем помнить о том, что заставляет нас спешить; затем, прорвавшись, мы сразу же отрежем их от ворот, оттесним их к скалам или к равнине, чтобы война не возобновилась снова и, вместе с тем, чтобы враги не разбежались; ведь они из-за своей слабости единственные из всех противников возлагают надежду не на сражение, а на то, чтобы не сражаться".