Гражданская поэзия Франции - [22]

Недаром вижу я далекий свет нетленный

Над участью моей, какой она ни будь,

Над ветром яростным, скрывающим мой путь,

Над шумом, над землей, над жизнию нестройной,

И утром и в ночи — взор матери покойной!

ИСКУССТВО И НАРОД

1

Искусство — радость для народа.

Оно пылает в непогоду

И блеском полнит синеву.

И во всемирном озаренье

Идут в народ его творенья,

Как звезды мчатся к божеству.

Искусство — гимн великолепный,

Для сердца кроткого целебный.

Так город лесу песнь поет,

Так славит женщину мужчина,

Так вся душевная пучина

Хвалу творенью воздает.

Искусство — это мысль живая.

Любые цепи разбивая,

Оно открыло ясный лик.

Ему и Рейн и Тибр угоден.

Народ в оковах, — будь свободен!

Народ свободный, — будь велик!

2

Будь, Франция, непобедима,

Будь милосердна, будь едина

И пристально гляди вперед!

Твой голос, радостный и ясный,

Сулит надежду людям властно,

Мой добрый, доблестный народ!

Пой на заре, народ рабочий,

Пой под вечер, во славу ночи.

Да будет в радость труд любой!

Пой о тяжелой жизни прежней,

Тихонько пой подруге нежной

И громко в честь свободы пой!

Пой, что Италия прекрасна,

Что Польша в кандалах несчастна,

Что Венгрия полумертва,

Что пал Неаполь, слезы льющий.

Тираны! Наш народ поющий

Страшней разгневанного льва.

* * *

Простерта Франция немая.

Тиран ступил на горло ей.

Но, вольный голос понимая,

Она трепещет тем сильней.

Изгнанник в темный час отлива

Под пляску звезд и плеск волны

Заговорил неторопливо,

И все слова его ясны.

Они полны угроз растущих,

Сверкают утренним лучом,

Как руки вытянуты в тучах

И боевым разят мечом.

И затрепещет мрамор белый,

И горы ужас сокрушит,

И лес листвою оробелой

В ночную пору зашуршит.

Пусть медью звонкой громыхая,

Вспугнут стервятников слова,

Пусть зашумит в ответ сухая

На диких кладбищах трава.

И те слова: позор насилью!

Измене мерзостной позор!

Они недаром возгласили

Для стольких душ военный сбор.

Они, как вихри грозовые,

Над человечеством парят.

И если крепко спят живые,

Пусть мертвые заговорят.

ТУЛОН

1

В те времена попал приморский этот город

Под иго англичан, властителей морских,

Террором был казнен и пушками распорот,

   Но не сдавался, не притих.

Что каждодневный страх, что ужас полунощный,

Что гром грохочущий и не дающий спать!

Сбив когти Англии, его клешнею мощной

   Взяла Республика опять.

На рейде заперты разбитые фрегаты.

Знамена славные изодраны пальбой.

Над батареями клубится дым косматый,

    Еще не кончен правый бой.

Рычащие форты, горящий в бочках порох,

Крушенье брандеров, багряный блеск воды,

Кривой полет ядра в заоблачных просторах,

    Подобный гибели звезды…

Мрачна история! И в той главе блестящей,

Меж смятых амбразур и раскрошенных мачт,

Звучат свистки команд, ревет снаряд летящий,

    Не молкнет гул, не молкнет плач.

О Франция! Тогда ты волновала страны

Чудесным отзвуком мятежной правоты,

На тигров и пантер, что выслали тираны,

   Львов снаряжала драться ты.

Тогда бойцы твоих четырнадцати армий

Взошли на горный кряж, проплыли океан,

Ты знала сто побед. И на любом плацдарме

   Рос выше неба великан.

И зори над тобой так явственно вставали!

Безвестных удальцов так подняла война!

И шли они вперед. И трубы воспевали

   Их молодые имена.

Лишь молодость несли тебе они в подарок,

Крича: «Свобода! Смерть тиранам! Победим

Или умрем!» Огонь их вечной славы ярок,

   В дыханье бури невредим.

2

Сегодня город стал отверженной клоакой

Для всех, кто озверел от низости и зла,

Для каждой гибели, для тленной дряни всякой, —

    Грязь во все щели заползла.

Клятвопреступникам, монетчикам фальшивым,

Всем, кто обвешивал, кто взламывал ключи,

Грабителям лесным, кто горло за гроши вам

    Полосовал в глухой ночи, —

Для всех наступит час неумолимой кары,

Не околпачат суд, не избегут суда, —

Пират, убийца, вор, и молодой и старый.

    Все будут брошены сюда.

Кто из дворца придет, кто из трущобы грязной,

Всем леденящая рука прикажет: «Встань!»

И выжжет на плече клеймо печати красной,

   Сожмет ошейником гортань.

И только что заря восходит в тусклом дыме,

Их океан зовет: «Вставай! Настал черед!»

И кажется, что цепь, проснувшаяся с ними,

   Скрежещет: «Вот и я! Вперед!»

Они идут гуськом, и топчутся неспешно,

И, разобрав впотьмах лопаты и кирки,

Влачат на спинах знак кровавый и кромешный,

    Безумны, немощны, мерзки.

Босые, в колпаках, надвинутых на брови,

Со взглядом мертвенным, изнурены с утра,

Бьют камни, роют рвы, с рук не смывают крови —

   Сегодня, завтра, как вчера…

Дождь, солнце, снег, туман не принесут пощады.

Июнь или январь — недвижен их удел.

Постелью служит им сырой настил дощатый,

    Отрадой — память мокрых дел.

По вечерам, когда надсмотрщики по спискам

Все стадо на понтон попарно приведут,

Раздавлены вконец, дрожат во мраке склизком,

   А спины новых палок ждут.

Они не видят дня, они не спят ночами,

Полумертвы во сне, не дышат по утрам.

И все их скотское исхлестано бичами,

   И все людское душит срам.

3

Тут подвиг низости свидание назначил,

Герой и каторжник убежище найдут.

В Тулоне некогда дорогу дядя начал, —

   Племянник должен кончить тут.

Что ж, негодяй, живи! Тебя горой раздуло, —

Солдата славного изобрази живей.

Чугунное ядро, что забивал он в дуло,

   К ноге приковано твоей!

TE DEUM 1 ЯНВАРЯ 1852 ГОДА

Твоя обедня, поп, из-под команды «пли»