Гражданская поэзия Франции - [13]

Но в землю лечь со мной нельзя им,

Возьми же их себе, хозяин!

Дети

О Мать, до чего наша жизнь тяжела!

Нам фабрика легкие с детства сожгла.

Мы вспомним деревню свою, умирая.

Ах, если б добраться до горного края,

До поля, где пахарь в сторонке глухой

Проходит по пашне со ржавой сохой.

Ах, если б пасти у холмистого склона

На травке зеленой овечьи стада!

Ах, как бы согрело нас солнце тогда,

И вольно дыша у ложбины зеленой,

Сбежав от машины тупой, раскаленной,

Уснем, надышавшись душистой травой,

Уйдем мы, как овцы, в траву с головой.

Мать

Кричите, дети, плачьте! Долей черной

Униженные с самых малых лет,

Кричите, плачьте! На земле просторной

От века нам животные покорны,

Но и для них такого ига нет.

Придет ли срок родить корове стельной,

Ее ведут в сухой и теплый хлев,

Дают покой полнейший, безраздельный.

Корова мирно ждет, отяжелев.

А я… Пускай набухнет грудь тугая.

Пускай ребенок, лоно раздвигая,

Рвет плоть мою! И часа не дадут!

Тобой навек машины завладели, —

Гляди, их пасти пышут там и тут,

Следи, чтоб их ручищи не задели

Созданье божье в материнском теле!

Хозяин

Всем, кто не хочет знать труда,

Плохим работникам — беда!

Всем, кто не поспевает к сроку,

Всем, от кого мне мало проку,

Лентяям, лодырям, больным —

Беда! Не будет хлеба им.

Ни слез, ни жалоб, ни упрека!

Колеса в ход и руки в ход!

Пускай работает завод,

Всех конкурентов разгоняя,

Все рынки мира наводняя. —

Хочу, чтоб ткань моя дрянная

Одела бы весь род людской,

А золото лилось рекой!

И снова этот гул крепчает миг от мига.

Котлы кипят и ждут, чтоб поршнями задвигать,

Как будто великан отплясывает джигу,

Вколачивая в мир два крепких каблука.

Раскачанный рычаг коснулся рычага —

И тысячи колес от гонки центробежной

Визжат пронзительно. И гибнут безнадежно

Людские голоса средь этой тьмы безбрежной,

Слабеют жалкие биения сердец,

Как с бурей бьющийся и тонущий пловец.

О, ни глухой раскат прибоев беспокойных,

    Ни мощный вой собачьих свор,

Ни вздохи тяжкие седых верхушек хвойных,

    Когда под бурей гнется бор,

Ни жалкий крик солдат, что в беспощадных войнах

    Не встанут на последний сбор,

Ни в яви, ни в бреду нет голосов, достойных

    В ужасный этот влиться хор.

Да! Ибо в этом трубном хоре,

В скрипичных голосах, настроенных не в лад,

Не оратория звучит, а черный ад.

Тут алчность черная и нищенское горе

    Не могут спеться и кричат.

А вы, счастливые сыны благого края!

Вам музыка цветет, как роза, обагряя

    Ярчайшим блеском утренние сны,

И дышит свежестью и сладостью весны.

Вас многие сочтут в сей жизни быстротечной

Толпой изнеженной, ленивой и беспечной

За то, что так легко, без скуки и невзгод,

Дыша амврозией и опьяняясь вечно,

Вы празднуете жизнь уже который год.

Вы, граждане Италии счастливой,

Красавцы кроткие, как мир ваш негой полн,

    Как безмятежны очертанья волн!

    Вам мир завидует ревнивый.

А северян одна гордыня леденит.

Пускай же целый мир бушует и звенит,

Пускай свои дары швыряет благосклонно

Ему Промышленность из урны златодонной!

Вас, дети бедности, она не соблазнит.

Зачем же вам менять богиню дорогую,

     Возлюбленную вашу, — на другую,

На ту, что утешать пытается торгуя,

Но чаще бедами вселенную дарит,

Повсюду войнами гражданскими горит,

Где ради пятака, под вой титанов злобных,

Один использует мильон себе подобных.

УГЛЕКОПЫ НЬЮКАСЛА

Пускай другие пьют среди природы горной

Метелей снеговых напиток животворный

Иль нежный ветерок, ласкающий глаза.

Пускай другие мчат по безмятежным волнам,

Доверясь синеве и острогрудым челнам,

Поставив наискось тугие паруса.

Им подарила жизнь улыбку снисхожденья,

Счастливая звезда встречала их рожденье

В счастливом месяце, в полуденной стране.

И руки божества, — что из одной колоды

Тасуют жизнь и смерть, удачи и невзгоды, —

Дарят их жребием, не тягостным вдвойне.

А мы невольники, мы узники позора.

Мы заперты в тюрьму не в силу приговора,

Лишающего прав, а только потому,

Что в час, когда на свет явились, или раньше,

Кормилица нужда — глухая великанша —

Нас обрекла на труд и ввергнула во тьму.

Мы дети Англии богатой, углекопы,

Вползаем, как кроты, во глубь земной утробы.

Шесть сотен футов спуск. И тяжкие кирки

Рвут уголь каменный, земную плоть ломая.

Вокруг сырой туман. И смерть глухонемая,

Как дряхлая сова, глядится нам в зрачки.

Беда молодчику, что поутру с похмелья,

Шатаясь, побредет по ходам подземелья, —

Один неверный шаг — и рухнешь в эту ночь,

Беда и старику, чьи ноги не проворны!

Когда лихой поток взыграет в штольне черной,

Никто несчастному не кинется помочь.

Беда беспечному, когда, уйдя глубоко,

Очутится на миг без лампы желтоокой,

Без дружелюбного подспорья впереди.

Сейчас же злой угар в сквозную шахту хлынет,

Дымком закутает, и наземь опрокинет,

И сердце оборвет у смельчака в груди.

Там, в этой темноте, все жутко и тревожно:

Круша по выступу, кирка неосторожно

Ударила, — и вот ползет могучий пласт.

И не один из нас в слепых проходах этих

За мысль, за помысел о женщине иль детях,

За нерадивый миг дыхание отдаст.

И в то же время мы, — мы, призрачные тени,

Даем тепло и свет в ста тысячах сплетений,

Вращаем поверху весь ваш круговорот

И рвем сокровище, рискуя ежечасно,

Растим промышленность громадою ужасной,

Пихаем топливо в ее свирепый рот.