Гражданская поэзия Франции - [10]

     Всегда поход, всегда в пути,

Всегда, как пыль дорог, топтать за телом тело,

     По грудь в людской крови идти.

Пятнадцать лет она, не зная утомленья,

     Во весь опор, дымясь, дрожа,

Топча копытами земные поколенья,

     Неслась по следу грабежа.

И, наконец, устав от гонки невозможной,

     Устав не разбирать путей,

Месить вселенную и, словно прах дорожный,

     Вздымать сухую пыль костей,

Храпя, не чуя ног, — военных лет исчадье, —

      Сдавая что ни шаг, хоть плачь,

У всадника она взмолилась о пощаде.

      Но ты не вслушался, палач!

Ты ей сдавил бока, ее хлестнул ты грубо,

      Глуша безжалостно мольбы,

Ты втиснул ей мундштук сквозь сцепленные зубы,

      Ее ты поднял на дыбы.

В день битвы прянула, колени искалечив,

      Рванулась, как в года побед,

И глухо рухнула на ложе из картечи,

     Ломая всаднику хребет.

4

И снова ты встаешь из глубины паденья,

      Паришь над нами, как орел,

В посмертном облике, бесплотное виденье,

      Ты над вселенной власть обрел.

Наполеон уже не вор с чужой короной,

      Не узурпатор мировой,

Душивший некогда своей подушкой тронной

      Дыханье Вольности живой;

Не грустный каторжник Священного союза,

       На диком острове вдали,

Под палкой англичан влачивший вместо груза

      Дар Франции — щепоть земли.

О нет! Наполеон той грязью не запятнан.

       Гремит похвал стоустый гам.

Поэты лживые и подхалимы внятно

       Его причислили к богам.

Опять на всех углах его изображенье.

       Вновь имя произнесено,

И перекрестками, как некогда в сраженье,

       Под барабан разглашено.

И от окраинных и скученных кварталов

       Париж, как пилигрим седой,

Склониться, что ни день, к подножью пьедестала

       Проходит длинной чередой.

Вся в пальмах призрачных, в живом цветочном море

       Та бронза, что была страшна

Для бедных матерей, та тень людского горя, —

       Как будто выросла она.

В одежде блузника, и пьяный и веселый,

       Париж, восторгом распален,

Под звуки труб и флейт танцует карманьолу

       Вокруг тебя, Наполеон.

5

Так проходите же вы, мудрые владыки,

         Благие пастыри страны!

Не вспыхнут отблеском бессмертья ваши лики:

         Вы с нами участью равны.

Вы тщились облегчить цепей народных тягость,

        Но снова мирные стада

Паслись на выгонах, вкушая лень и благость,

        И к смерти шла их череда.

И только что звезда, бросая луч прощальный,

        Погаснет ваша на земле, —

Вы тут же сгинете бесследно и печально

        Падучим отблеском во мгле.

Так проходите же, не заслуживши статуй

        И прозвищ миру не швырнув.

Ведь черни памятен, кто плетью бьет хвостатой,

       На площадь пушки повернув.

Ей дорог только тот, кто причинял обиды,

        Кто тысячью истлевших тел

Покрыл вселенную, кто строить пирамиды,

       Ворочать камни повелел.

Да! Ибо наша чернь — как девка из таверны:

        Вино зеленое глуша,

Когда ей нравится ее любовник верный,

        Она кротка и хороша.

И на соломенной подстилке в их каморке

        Она с ним тешится всю ночь,

И вся избитая, дрожит она от порки,

        Чтоб на рассвете изнемочь.

Май 1831

МАШИНА

Вы, следопыты тайн, хранимых божеством,

Господствующие над косным веществом,

Создатели машин, потомки Прометея,

Стихии укротив и недрами владея,

Вы подчинили их владычеству ума.

И славит деспота природа-мать сама.

И дочь ее земля так жертвенно-бесстрастно

Все клады вам вручить заранее согласна

И позволяет рыть, дробить и мять себя.

Свои бесценные сокровища губя.

Ну что ж! Титанам честь. Я славлю ваше племя!

Но и сообщников я вижу в то же время,

И Гордость среди вас я вижу и Корысть.

Они готовятся вам горло перегрызть.

У них есть мощные и бешеные слуги —

До срока под ярмом, до времени в испуге.

Но к мятежу зовут их злые голоса.

Но грозный их огонь ударит вам в глаза.

И вырвутся они, как хищники из клеток,

И прыгнут на своих хозяев напоследок.

Слепые чудища накинутся на вас,

От ваших мук еще жесточе становясь.

Какой же вы лихвой заплатите за недра,

Что раскрывала вам сама природа щедро!

Каким тягчайшим злом иль хитростью какой

Искупите вы нож в ее груди нагой!

Настанет черный день, он мертвых не разбудит!

Так ни одна из войн убийственных не кутит.

Народы целые сойдут живыми в ад.

Обломки туловищ под облака взлетят.

Тела раздавленных, попавших под колеса,

Под шестерни машин низвергнутся с откоса.

Все пытки, наконец, что Дант изобретал,

Воскреснув, двинутся на городской квартал,

Наполнят каждый дом и двор рекою слезной!

Тогда поймете вы, поймете слишком поздно:

Ты хочешь царствовать среди огня и волн, —

Будь мудрым, словно бог, будь благодати полн.

Божественный огонь, что знанием назвали,

Употреблен во зло, раздуешь ты едва ли.

Враг низменных страстей, он не позволит впредь

Вам деньги загребать и в чванстве ожиреть.

Нет! Знанье на земле дается человеку

Для целей праведных, для чистых дел от века, —

Чтоб уменьшались тьмы несчетных бед и зол,

Вершащих над людьми свой черный произвол,

Чтоб исцелился ум от грубых суеверий,

Чтоб человек открыл все тайники и двери,

Чтоб язвы нищеты исчезли без следа,

Чтоб радовался тот, кто не жалел труда, —

Вот в чем могущество и существо познанья!

Смиренно чтите их! Иначе в наказанье

Орудье выскользнет из неумелых рук