Гражданин галактики - [19]

Торби не испытывал никаких угрызений совести относительно того «преступления», которое он должен был совершить; насильственно превращенный в раба, он не чувствовал ни малейшей преданности Саргону, и Баслим никогда не старался внушить ее ему. Самое сильное чувство, которое он испытывал по отношению к Саргону, был суеверный страх, но даже и он исчез перед яростным желанием мести. Он не боялся ни полиции, ни самого Саргона; просто он хотел как можно дольше держаться подальше от них, чтобы исполнить повеление Баслима. А потом… ну что ж, если они схватят его, он успеет сделать свое дело прежде, чем его укоротят.

Если только «Сису» еще в порту…

О, она должна быть там! Но первым делом необходимо было убедиться, что судно еще не стартовало… нет, первым делом надо было до наступления дня скрыться из виду. И если он хочет что-то сделать для папы, то должен вбить в свою тупую башку, что сейчас в миллион раз важнее не попасть в лапы ищеек.

Исчезнуть из виду, выяснить, стоит ли еще на грунте «Сису», передать послание ее шкиперу… и все это в то время, когда каждый патрульный в районе охотится именно за ним.

Может быть, ему лучше проложить путь задами космопорта, где его никто не знает, проникнуть внутрь и, проделав долгий путь, достичь «Сису». Нет, это глупо, его едва не поймали именно потому, что он не знал тут никаких лазеек. Здесь же он знает каждый дом и почти каждого.

Но ему нужна помощь. Он не может выйти на улицу, остановить космонавта и обратиться к нему с вопросом. Кто у него есть из близких друзей, который может помочь… даже рискуя нарваться на полицию? Зигги? Не будь идиотом: Зигги тут же сдаст его, чтобы получить вознаграждение, за два минима Зигги продаст родную мать – Зигги считает, что каждый, кто не может первым выйти на финишную ленточку, сущий сопляк и получает по заслугам.

Кто еще? Торби пришел к печальному выводу, что большинство его друзей-сверстников так же ограничены в своих возможностях. Кроме того, он не знал, как найти их ночью, не мог же он целыми днями слоняться по улицам и ждать, когда покажется кто-нибудь из них. Что же касается некоторых, что жили с семьями и адреса которых он знал, он не мог найти среди них ни одного, кому бы мог довериться и кто мог бы убедить родителей помочь ему спастись от полиции. Большинство честных граждан, которых Торби знал, были заняты только своими собственными делами и предпочитали поддерживать с полицией хорошие отношения.

Это должен быть один из друзей папы.

Он быстро перебрал их в уме. В большинстве случаев он не догадывался о степени дружеских отношений – кровное братство или простое знакомство. Единственная, до кого он мог добраться и кто, возможно, мог помочь ему, была Матушка Шаум. Как-то она спрятала Баслима и его, когда рвотные газы выгнали их из убежища, и у нее всегда было доброе слово и холодное питье для Торби.

Рассвет приближался, и он двинулся в путь.

Матушка Шаум содержала пивную и небольшую гостиничку по другую сторону Веселой Улицы, недалеко от ворот для команд космопорта. Через полчаса, оставив позади много крыш, дважды спускаясь и снова влезая, один раз нырнув через освещенную улицу, Торби наконец оказался на крыше ее обиталища. Он не торопился рвануться к дверям – если будет слишком много свидетелей, ей придется звать полицию. Он нацелился на черный ход и скорчился между мусорными баками, но решил, что на кухне слишком много голосов.

Когда он добрался до ее крыши, рассвет почти настиг его; он привычно спустился с крыши, но обнаружил, что замок и задняя дверь слишком крепки, чтобы поддаться его голым рукам. Он еще раз обошел зады дома, пытаясь как-то попасть внутрь; было уже почти светло, и ему нужно было как можно скорее оказаться в укрытии. Осматриваясь, он обнаружил вентиляционные отверстия, по одной с каждой стороны невысокой мансарды. Торби прикинул, что отверстия были как раз по ширине его плеч, он еле мог ввинтиться внутрь – но они вели в дом…

Отверстия были прикрыты решетками, но через несколько минут, ободрав руки, он отодрал одну и попытался, извиваясь, как змея, ногами вперед влезть внутрь. Он залез по бедра, но его лохмотья зацепились за обломки решетки, и он застрял в отверстии как пробка: нижняя часть тела уже находилась в доме, а голова, грудь и руки торчали наружу, словно он изображал химеру на водосточной трубе. Он не мог шевельнуться, а небо все светлело.

Напрягшись от головы до пяток и приложив отчаянные усилия, он рванулся и провалился внутрь, едва не расшибив голову. Полежав и приведя дыхание в порядок, Торби поднялся и поставил решетку на место. Она уже не остановила бы преступника, но должна была ввести в заблуждение того, кто смотрел снизу на высоту четвертого этажа.

Чердак оказался заперт. Но запоры были не столь надежны. Оглядевшись, он нашел тяжелый железный штырь, забытый ремонтниками, и попытался с его помощью вскрыть деревянную крышку люка. Наконец он проделал в ней дыру и, передохнув, приник к отверстию.

Внизу была кровать. Он видел, что на ней кто-то лежит.

Торби решил, что лучшего ждать ему не приходится; в поисках Матушки Шаум ему придется иметь дело только с одним человеком, и много шума тут не будет. Оторвавшись от дырки, он запустил в нее пальцы, нащупал засов и, уцепившись за него ногтями, наконец отодвинул. Крышка люка бесшумно поднялась.