Граждане Рима - [194]

— Вперед, — повторил Сулиен и снова выстрелил.

— Пошли, — сказала Уна, и Марк последовал за нею, протиснувшись сквозь ощерившуюся неровными краями дыру и прыгнув в разверстую внизу темноту.

— А теперь поставьте кровать обратно, — сказал Сулиен, стреляя. — Клеомен оставил дверь, прикрытием которой служили теперь только пистолет да несколько стульев, сдвинул кровать к стене над проделанной дырой, заполз под нее и скрылся в отверстии. Сулиен остался в комнате один.

Он снова нажал на курок, но обойма была пуста. Дама что-то крикнул ему сверху — казалось, он ходит по комнате, громко шаркая, но Сулиен ничего не слышал и не видел: он бросился на пол и забрался под свисавшие простыни в тот самый момент, когда продырявленная дверь с грохотом распахнулась настежь, сметая обломки мебели.

Клеомен поглядел на Марка; тот был весь в синяках и царапинах, лодыжка растянута; Уна сидела, вцепившись в его руку, на полу приемной врача.

— Надо идти, — хрипло сказал Клеомен. Но идти они не могли, они могли только стоять, ожидая появления Сулиена. Но он так и не появился, и они услышали крики, шум ожесточенной потасовки.

Сулиен лежал на развороченном полу и не мог пошевелиться.

Простыня едва скрывала его, дыра была в футе впереди. Он не успел перевернуться, и теперь любое его движение могло выдать, куда подевались остальные; единственное, что ему, пожалуй, оставалось, — это нырнуть в дыру головой вперед. Он приник щекой к дереву, азарт борьбы по капле покидал его, и было до странности приятно наслаждаться мягким исподом своих век, едва слышным биением пульса в касавшемся дерева виске, даже впившимися в руку занозами.

Дама несколько раз обмотал правую руку веревкой, превозмогая боль, протиснул нижнюю часть тела в дыру и повис, поддерживаемый веревкой, опершись о край грудью и левой рукой.

Ну, теперь давайте, горячо пожелал он.

Он дергался, брыкался, снова вспомнил, как Уна бежит от Тазия, и громко крикнул, обращаясь к пустоте:

— Бегите, скорее — они близко!

В палату осторожно вошел охранник, увидел, как Дама бьется, пытаясь протиснуться сквозь дыру в потолке, и позвал своих:

— Они захватили его, они наверху!

Он услышал их! Они бежали по коридору к лестнице! Дама беззвучно рассмеялся, между тем как охранник тянул его за ноги, а он не сдавался… и тут в левой руке почувствовал нечто, чего даже не замечал прежде, — отвертку, которой Клеомен взламывал пол. Дама резко, всем своим весом рухнул на плечи стоявшего внизу человека и отмахнулся отверткой; в голове у него не было ни единой мысли, ясного, осознанного ожидания смерти, он чувствовал только, как ослепительно ярко и неумолимо растягивается каждая секунда, что, собственно, и означает смерть.

Он никак не попытался смягчить силы своего падения, ведь это было единственное, чем он располагал, только вложил всю инерцию своего падающего тела в зажатый в левой руке тонкий металлический штырь. Сам себе не веря, с яростным торжеством, ликуя, он ощутил кровь, пузырившуюся между его пальцев. Когда они рухнули на пол, Сулиену были видны лишь руки Дамы, но голова охранника безвольно откинулась на сторону, он посмотрел прямо Сулиену в глаза, тяжело вздохнул и захрипел. Позвать на помощь он уже не мог. Отвертка по-прежнему торчала у него из горла. Дама, тоже задыхаясь, склонился над ним, изо всех сил навалившись на отвертку. Кровь, булькая, текла из раны.

Сулиен смотрел на них, и ему казалось, что этому не будет конца. Наконец Дама встал.

— Вылезай, Сулиен, — сказал он. Сулиен услышал, как, вместо того чтобы ползти к дыре в полу, Дама, задевая опрокинутые стулья, выбежал в коридор.

Сулиен даже не понял, как Дама узнал, что он все еще здесь.

Еще какое-то время он был не в силах отвести глаза от убитого. Мужчина был — казался — живым и здоровым. Сулиен принялся гадать, сколько ему лет. Охранник ответил на его взгляд; он был еще жив. Сулиен подумал, что, возможно, еще мог бы спасти его.

Кровь ключом била у него изо рта. И он мог бы убить Сулиена, или его сестру, или его друга, и, наоборот, один из выстрелов Сулиена с легкостью мог бы убить его. Но солдату оставались считанные секунды одиночества, прежде чем он захлебнется собственной кровью, и Сулиен следил за этим с жалостью и страшной, острой благодарностью за то, что не ему пришлось сделать это. Дрожь, которую ему удавалось сдерживать, вновь охватила его с ног до головы.

Затем он встал, чувствуя, как мужчина уже затуманившимися глазами провожает его, и, подойдя к дыре, раскачался и спрыгнул.

Дама, трясясь и задыхаясь, подпрыгивая, выскочил в коридор и обнаружил, что остановить его некому, охранники уже возились на верхнем этаже. Он рассмеялся. Пошатываясь, прошел по коридору, вприпрыжку спустился по черной лестнице. Он подумал, что охранники уже, должно быть, напали на его след и сейчас бегут вниз, но он ворвался в столовую, а ничего так и не произошло. Дама на минутку остановился, оглядел холл, напряженно пытаясь догадаться, где могут быть Уна и Сулиен. Уже в саду? Прячутся за храмом? И это при таком-то освещении? А сам-то он где? Он помнил, как спустился по лестнице для рабов, — значит, сзади кухня и подсобка, — Дама снова рассмеялся коротким, режущим слух смешком, когда ему стало яснее ясного, что предстоит сделать теперь.