Граница нормальности - [16]

Прах Льва Николаевича, запаянный в металлическую пирамидку, всегда стоял у него на столе.

* * *

Никита сидел на подоконнике и смотрел на улицу. На улице был май, замечательный месяц май, словно специально созданный для тех, кому четырнадцать.

— Никита, ты отдохнул? — спросила Мария Клавдиевна.

— Ещё немножко, — рассеяно ответил Никита. В самом деле, заниматься в мае, когда вечера длинны и полны мягкого тепла, когда нежная зелень деревьев наполняет город тонким ароматом, почувствовав который, останавливаешься… и полной грудью вдыхаешь воздух наступающего лета. Нет, это очень тяжело, скажу более, это почти невозможно. А если тебе четырнадцать!

— Никита, неделя до конца года, а четверку по английскому мы так и не исправили. Николай Львович тебе, конечно, ничего не скажет, а нам нагорит.

— Действительно, Никита, нехорошо получается, — солидно сказал Антон Петрович. — Он нас наругает и будет прав. Нас всё-таки целый педагогический коллектив, а мы не можем с тобой справиться.

— А как вам с ним справиться, — удивился Эммануил Петькович. — Сравнили тоже. Это ж Никита.

— Антон Петрович, вам-то чего переживать, — сказал Никита. — По физике же у меня пятёрка.

— А Марию Клавдиевну, пусть, значит, ругают, — ядовито сказал Антон Петрович. — Пусть её пропесочат как следует. Ты этого добиваешься? Чтобы её премии лишили? И потом, я как-никак всё же директор школы. И согласно должностной инструкции я просто обязан переживать.

Никита смотрел на малюсенького сердитого педагога и — странное дело! — чувствовал себя виноватым.

— Ай эм Сорри, Мария Клавдиевна, чего-то я не подумал, — сказал Никита. С окна, однако, при этом не слез.

— Нет, ну чего вы к нему пристали, — сказал Эммануил Петькович.

— А вас, Эммануил Петькович, я бы попросил помолчать, — сказал Захар Джонович. — Напомнить вам, кто закончил школу с тройкой по физкультуре?

— Ну дела, — сказал Эммануил Петькович и шумно выдохнул воздух. — Я с тех пор стал инструктором по боевым искусствам, у меня звание капитана специальных отрядов, а меня до сих пор этой тройкой попрекают.

— Прячьтесь, — сказал Никита, вглядевшись во что-то снаружи. — Колька с Ромкой идут.

Педагоги деловито побежали под кровать. Эммануил Петькович, личный гвард Никиты и по совместительству физрук и военрук школы имени Никиты, деловито покрикивал:

— Левой, левой! Мария Клавдиевна, не ломайте строй!

Курлыкнул дверной звонок; Никита досмотрел, как последний из педагогов скрывается под кроватью, и пошел в прихожую.

Колька как обычно — ни здрасьте, ни до свидания.

— Ты меня поражаешь, лапуля. Скоро мхом зарастешь.

— Привет, — сказал Ромка, вошедший следом. — Ну в смысле здорово.

— А между прочим знаешь кто про тебя спрашивал? Думаешь Нина Валентиновна? Не угадал! А может, думаешь Президент России? У тебя мания величия, Кит! Что? Катя? Какая Катя? Ах, Катя! Вот видишь, Роман, я всегда говорил, что если дать Киту подумать, он догадается, а ты: «Он тупой, он тупой».

— Ничего я такого не говорил, — сказал Ромка. — Ну то есть вообще ничего такого не говорил.

— Кит и Катя, — патетично вскричал Колька. — Катя и Кит! О, как созвучно!

С этими словами он плюхнулся на диван и, неожиданно сбавив тон, прозаично добавил:

— По-моему, это судьба.

— Китикэт, — сказал Ромка и ухмыльнулся. — Корм такой.

* * *

Когда друзья ушли, Никита поставил «U2» и долго сидел у стола.

— О чем задумался? — Эммануил Петькович подошел к столу, деловито прицелился и выстрелил веревкой в торец стола.

— Может тебе помочь? — спросил Никита, глядя, как гвард сноровисто лезет вверх по веревке.

— Нет, — строго ответил гвард. — Должен же я тренироваться.

Отмечу, что когда Эммануил Петькович взобрался на стол, он даже не запыхался. Гвард смотал веревку, прошелся по столу, играючи отбросил в сторону карандаш, ловко сел в позе лотоса напротив Никиты и требовательно глядя в глаза, спросил:

— Ну так о чем ты задумался?

— Ни о чем, — ответил Никита. А потом все-таки сказал:

— Деньги нужны.

— Деньги? — переспросил Эммануил Петькович. — А что такое деньги?

— Ты не знаешь, что такое деньги? — недоверчиво спросил Никита.

— Ну не то чтобы совсем не знаю, — уклончиво ответил гвард. — Просто этими вопросами занимается ГИА, и информация эта идет под грифом ДСП.

— Что такое ДСП? — спросил Никита.

— Для служебного пользования.

Никита замолчал. Картинка, представившаяся ему, была странноватой: огромный гриф сидел, вытянув шею, был он в униформе, и через плечо у него была противогазная сумка. Никита вздохнул, но дальше спрашивать про грифа постеснялся. Вместо этого он задал следующий вопрос.

— А что такое ГИА?

— Группа изучения аборигенов, — ответил Эммануил Петькович. Было видно, что он тоже хочет о чём-то спросить.

Какое-то время, раздираемые любопытством, Никита и Эммануил Петькович сидели молча. Первым не выдержал гвард.

— А зачем тебе деньги?

— Надо, — ответил Никита.

— Ясно, — сказал Эммануил Петькович. — Хорошо, сделаем запрос.

* * *

Хорошо одетый мужчина лет сорока с несколько растрепанной шевелюрой со злостью ударил ладонями по игровому автомату.

— Да чтоб тебя! — вынул из кармана портмоне. С некоторой печалью изучил содержимое. Затем — а, черт с ним! — вынул новенькую пятидесятирублевую купюру. Опустил руку с купюрой, шагнул по направлению к кассе, и же тут остановился, с изумлением почувствовав, как кто-то (или что-то?) сдернул вниз небрежно зажатый меж пальцев полтинник. Мужчина растерянно огляделся по сторонам.