Граница безмолвия - [136]

— А вам никогда не приходило в голову, — крикнул он, когда лейтенант уже поднял парус, — что неминуемо настанет время, когда наши предки вновь сойдутся под двуглавым царским орлом, а на башне Московского Кремля поднимут трехцветное российское знамя?!

— Ни одному шаману такое в голову не придет, — покачал головой лейтенант.

— Шаману, возможно, нет, а вот Господу — кто знает?!

* * *

Как только «Томск» отдал швартовы у причала «Норд-рейха», барон фон Готтенберг потребовал штабс-капитана к себе. Попытку Кротова доложить о рейде на остров он нетерпеливо прервал:

— Ситуация изменилась, гауптман, — резко проговорил он. — Похоже на то, что наша северная одиссея завершается. По приказу фюрера все авиационные звенья, которые использовались при освоении секретных северных баз, срочно перебрасываются под Ленинград, где мы несем непредвиденно большие потери и который до зимы приказано то ли взять, то ли стереть с лица Земли. Причем Геринг склоняется ко второму варианту.

— Туда же перебрасывают и нашу «Черную акулу»?

— Ей уготована иная участь. Нужно будет создать секретную базу далеко на юге России, на маршруте между Берлином и Токио.

— На юге — это заманчиво, — блаженно улыбнулся Кротов, явно возрождая в памяти какие-то видения юности.

— Увы, штабс-капитан, вас это не касается.

— Решили, что пора на фронт?

— Слушайте приказ, гауптман Кротов. Вы остаетесь на базе, которая до следующей весны подлежит консервации. В вашем подчинении остаются только шестеро бойцов: один русский, на ваш выбор, двое диверсантов-«норвежцев», на выбор обер-лейтенанта Энриха, тунгус Бивень, радист и повар. Кроме того, на какое-то время остается пилот Красильников со своим «Призраком». Все остальные отбывают на базу «Северный призрак». Ваша задача — сохранить секретность базы. Для этого судно то ли увести южнее устья Эвены и сжечь, то ли основательно замаскировать, на ваше усмотрение. То же касается и охотничьего дома, взлетной полосы и «Призрака». Как я понимаю, зимой маскировать их будет несложно. Всякого, кто попытается проникнуть на территорию базы, истреблять. Связь — по рации, придерживаясь известного радисту расписания. Действовать, исходя их ситуации и ждать приказа. Возможно, со временем вас эвакуируют в Норвегию, хотя я в этом не уверен.

— Такого поворота событий я не ожидал, — угрюмо пробормотал Кротов.

— Кажется, вы очень завидовали своему новому знакомому, лейтенанту Ордашу? Так вот, считайте, что вам все-таки повезло больше. Оставляя вам небольшой гарнизон и даже самолет, германское командование оказалось куда более гуманнее русского. Или, может быть, вы придерживаетесь иного мнения, господин штабс-капитан?

27

Вернувшись на заставу, лейтенант вошел в штабную комнату, в которой теперь стояла рация, вставил в пистолет снаряженную обойму и долго сидел, склонившись над столом и сжимая в руках оружие.

Он множество раз представлял себе личную встречу с врагами, но то, что произошло с ним на острове, превзошло все мыслимые фантазии. За те два-три часа, которые Ордашу пришлось провести в окружении врагов, по существу, в плену, он успел познать все: и позор пленения, и чувство приговоренного к смертной казни, и душевное воскрешение «чудом спасенного», и унизительное ощущение предателя, вступившего в некий сговор с врагами Отечества.

На остров Вадим прибыл специально для того, чтобы выяснить, не обосновалась ли на нем какая-нибудь группа немцев. Приказ об этом из штаба погранокруга он получил после того, как доложил по рации о высадке десанта с подводной лодки. Лейтенант провел на острове два дня, обошел его на боте, побывал во многих уголках, однако никаких следов присутствия чужаков не обнаружил. Даже в Нордическом Замке, в котором подводники тоже вели себя достаточно прилично.

Направляясь к «усыпальнице» полковника, он слышал, как из-за скалистой северной оконечности донесся какой-то шум, похожий на гул двигателя. Но тот быстро исчез, и лейтенант решил, что, возможно, это в обход острова прошло какое-то судно, очертания которого скрывались в морской дымке.

А затем это позорное пленение…

Ордаш помнил, как тяжело переживал отец высказанное ему когда-то «органами» недоверие и сколько неприятностей для его родных повлекло за собой необоснованное, как он считал, самоубийство майора Ордаша. И вот теперь сам он оказался в шаге до такого же исхода.

Вадим уже несколько раз подносил пистолет к виску, но всякий раз опускал его, понимая всю нелепость и того, что с ним произошло, и того, что произойдет, когда он нажмет на спусковой крючок.

Точно так же лейтенант понимал и то, что пересказывать все произошедшее с ним радисту Центра было чистейшим безумием. Тот или решил бы, что одичавший пограничник сошел с ума, или доложил бы, что лейтенант Ордаш сознался ему в сотрудничестве с немцами. Даже трудно себе представить, как это отразилось бы на судьбе матери, отчима, Риты Атаевой, полковника Удальцова и всех прочих людей, которые доверяли и доверялись ему. Причем самое ужасное заключалось бы в том, что на самом деле никому он не продавался и ничего не предавал.

Лишь когда в его раздумья ворвалось характерное потрескивание давно включенной им рации, лейтенант резко отложил в сторону пистолет и подошел к аппарату.