Грани судьбы - [152]

Сашка тяжело выдохнул.

— Рад… Да что мне теперь делать с этим обормотом?

— Гоняй, как тебя Балис Валдисович гоняет. Каждое утро по пять километров.

— Я согласен, — быстро вставил Серёжка.

— Ох, смотри у меня…

— Это вы сможете выяснить потом, без нас, — очень кстати вмешался толстяк. — Конечно, мы могли бы просто исчезнуть, но хотим быть вежливыми и потому прощаемся. Теперь каждого из вас ждёт своя дорога. Какая именно — Дорога подскажет.

— Погодите! — воскликнула Анна-Селена. — Мы что же, расстанемся навсегда? И больше никогда-никогда не увидимся?

— Вообще-то отвечать на ваши вопросы мы не обязаны… — начал толстяк.

Потом боги переглянулись и волкоголовый закончил:

— Но и ответить нам ничто не мешает. Вы действительно скоро расстанетесь. Кроме этих двух молодых людей, если конечно один из них не прогонит другого.

Серёжка на всякий случай бросил на Сашку косой тревожный взгляд, казачонок в ответ хмуро бросил:

— Прогонишь такого.

Мирон успокоено вздохнул: гроза прошла, и, хотя Сашка ещё злился, этих друзей теперь разлучить будет совсем непросто.

— Но обещать, что вы больше не встретитесь и никогда друг друга не увидите, вам не сможет никто. А если кто-то пообещает — не верьте. Жизнь непредсказуема. Как вы только что видели, она способна удивить даже богов. Так что, у вас есть все основания верить в лучшее.

— Мы будем верить, — негромко произнёс Наромарт.

Поправлять эльфа никто не стал.

— Ну, а теперь на этой мажорной ноте позвольте нам удалится, — подвёл итог толстяк, а через мгновение он, его волкоподобный собрат стол и кресла растаяли в воздухе.

— В цирке бы им выступать, — прокомментировал Балис. — Аншлаг был бы обеспечен.

— Ага, точно, — поддержал Серёжка. Значения слова «аншлаг» было ему совершенно незнакомо, но в кишинёвском цирке он разок был и точно знал, что после такого исчезновения все дети на представлении аплодировали бы до тех пор, пока совершенно не отбили бы себе ладони. Да и взрослые, наверное, тоже.

— Не по чину им цирк, — усмехнулся Мирон. — Серьёзные ребята. Ладно, пошли отсюда. Надо ещё место для ночлега найти и устроится.

Но место для ночлега искать не пришлось. За дверями их ожидали вовсе не луга, а приморский город. Небо казалось особенно ярко-голубым с маленькими кляксами белых облаков, воздух — по-особенному свежим и чуть солоноватым, ветерок — ласковым и озорным одновременно. Мирону и Балису показалось, что они снова в Севастополе, где-нибудь на Очаковцев или Шестой Бастионной. Сходство усиливали белёные стены окружающих башню двухэтажных домов, раскидистые каштаны вдоль улицы и увитые плющем изгороди. Именно башню — старую, с замшелыми стенами, сложенными в незапамятные времена из красного кирпича.

Разрушала впечатление мостовая — именно мостовая, выложенная истёртым временем и колёсами булыжником. Да и пешеходные дорожки тоже были мощёными — большими квадратными плитками какого-то рыжего камня. А главное — стоявшее напротив выхода из башни средство передвижения, по классификации Мирона — нечто среднее между микроавтобусом и вагончиками, развозившими посетителей по московской Выставке Достижений Народного Хозяйства, проще говоря — ВДНХ. Кажется, в отринувшей советское прошлое Северной Федерации, это теперь называется ФВЦ — Федеральный Выставочный Центр. Притом, что никаких выставок там не происходит: все павильоны давно превращены в торговые центры.

А вообще, и небо, и домики, и улицы, и видневшиеся вдали горы составляли только фон, главное же внимание приковывал к себе стоявший перед «авто» человек: коротышка ростом не выше Сашки, зато шире мальчишки в плечах как бы не втрое, с пышной пепельной шевелюрой и густой и широкой, словно лопата, бородой, ниспадавшей аж до живота. Одет сей оригинал был жемчужно-серую рубаху с короткими рукавами, из которых выпирали могучие мускулистые руки, густо заросшие жестким пепельным волосом, такого же цвета просторные штаны и кожаные сандалии на босу ногу эдак сорок восьмого, а то и пятидесятого размера.

— Прелесть! — тихонечко пропищала восхищенная Анна-Селена.

— Аой, дорогие! — донёсся хриплый бас откуда-то из недр бороды. — Садитесь, прошу. Всех развезу, куда надо доставлю. Бородой деда клянусь, довольны будете.

Мирон машинально подметил, что хотя манера разговора незнакомца до раздражения напоминала киношных грузин (реальные грузины вели себя совсем иначе, если, конечно, по каким-либо причинам не хотели подыграть стереотипу), но акцента в его произношении не было. Совсем никакого.

— Мы сами точно не знаем, куда нам надо, — попытался, было, отделаться от навязчивого сервиса Гаяускас, но не тут-то было.

— Аой, дорогие! Почему не знаете? Заказ сделан, да? Всё оплачено, да? Садитесь, поехали. У Гиви — лучшая троллеконка в городе, да.

— А кто такой Гиви? — простодушно поинтересовалась Анна-Селена, никогда раньше не сталкивовшася с подобным поведением. — И что такое троллеконка?

— Гиви — это я, понятно, да? — по-детски обидчиво произнёс бородач. — Между прочим, лучший водитель города. Любого спроси: "Кто в Эннинге лучший водитель?" Каждый скажет: "Гиви лучший!" Точно говорю, да. Не веришь — иди, спроси.