Грань тьмы - [190]

Но просто так взять и отправиться в дорогу они не могли. Ибо везде были развешаны их фотографии, и абсолютно все выслеживали их.

— Белого и негритянку — такую парочку они никогда не заподозрят, — сказала она Тони. — Конечно, мы обратим какое-то внимание, но вряд ли они будут докапываться, кто мы такие, и…

Тони засмеялся ей прямо в лицо…

— Лесли, ты привлекательная девушка, и тебе не следует лишний раз высовываться даже по случаю хорошей погоды. А тут они знают нас, как облупленных. А ты не просто черная девушка — ты красавица. Увидев тебя, мужчины крепко сжимают ноги и воют на луну. Мы так не проедем и десяти миль. Но есть один способ, — сказал он, улыбнувшись.

Тони Мальони и Лесли Холл исчезли. У них хватило денег, чтобы приобрести все необходимое. Лесли выходила одна вечерами, и никто не мог ее узнать. Она напяливала на себя лишнюю одежду до тех пор, пока ее фигура не становилась полной, а сама девушка приобретала вид одетой без вкуса отвратительной бабы. Она не гримировалась, только лохматила себе волосы и носила башмаки без каблуков, на которых неуклюже ковыляла. Она растворилась в Уоттсе — негритянском районе Лос-Анджелеса.

Итак, они приобрели себе водительские права на имя Альберто Химинеса и Хуаниты Алеман. Тони свободно разговаривал по-испански. Они стали американцами мексиканского происхождения. Тони играл на гитаре, и они составили вдвоем довольно пристойный дуэт.

Тони приобрел подержанный автомобиль, на котором они сперва приехали в Уоттс, где сняли дешевую комнату. Да и пробыть там им надо было лишь день-два. В Розуэлле, штат Нью-Мексико, готовилось большое событие. Исполнители народных песен и рок-музыки, хиппи и всякие прочие. Они раздобыли несколько печатных бланков. Десять минут за печатной машинкой, и Лесли изготовила вполне правдоподобное приглашение выступить с песнями на фестивале музыки в Нью-Мексико.

Следующая проблема — как ехать?

Они переговорили кое с кем, и к вечеру к ним явился гость. Так они познакомились с Манком, который собирался ехать со своей девушкой из Лос-Анджелеса во Флориду на «фольксвагене». Это было очень кстати. Манк и его как-там-ее-зовут предоставляют колеса, они оплачивают горючее, а питание общее.

И вот теперь этот трижды проклятый фараон барабанит по дверцам, предлагая им выйти!

…Тони сел за руль. Лесли все еще чувствовала себя совершенно обессиленной после двадцатиминутного допроса, которому подверг их дорожный патруль. Манк сыграл свою роль, как было условлено, а его девушка светила глазами на полисмена в безумной улыбке, так и не произнеся за все время ни слова. Полисмен, посмотрев на ее уста, которые расплывались в безумной улыбке, только проворчал что-то про «бестолковых сопляков», а потом дал приказ:

— Убирайтесь прочь и не вздумайте останавливаться, пока не переедете границу штата.

На сиденье справа от Мальони дремала Лесли. Он оглянулся назад, на Манка с девушкой. Тонкое одеяло, которым они прикрылись, когда начали заниматься любовью, скомкалось от движений, и Тони скользнул туда взглядом. Улыбнулся и снова направил все свое внимание на дорогу.

Теперь по крайней мере у него было время подумать… Вообще жизнь — сплошная мерзость, и он об этом никогда не забывал. Такой взгляд на жизнь здорово помог ему несколько лет тому назад, когда под ним разверзлась бездна. Капитан-лейтенант ВМС Сальваторе А. Мальони. Блестящий летчик-истребитель. Один из лучших «ястребов» на весь чертов флот. Две сотни боевых вылетов над Северным Вьетнамом и полная грудь орденских ленточек не оставляли сомнения в том, что Мальони — первый кандидат на внеочередное повышение в чине. Хотя он и держался в стороне от остальных пилотов, зато в небе мог любого из них заткнуть за пояс.

И однажды ночью, перед самой посадкой на авианосец, заглох двигатель его самолета. Да еще в такой момент — хуже не придумаешь. Второй двигатель вытянуть не смог, а море было неспокойное, и палуба авианосца, поднявшись на волне, стукнула по его Ф-4, как большая хлопалка по мухе. Он уже не успевал катапультироваться из машины, которая буквально разваливалась на куски.

Когда он попробовал выбраться наружу, что-то схватило и скрутило его левую ногу, и тут весь мир будто раскололся у него перед глазами. Когда он очнулся — а прошло много времени, — то почувствовал: случилось что-то ужасное. Он это почувствовал даже сквозь морфий. Посмотрел поверх белых простыней и увидел, что нога его торчит под каким-то несуразным углом к туловищу. Он снова упал в забытьи, а когда пришел в сознание второй раз, то лежал на другой кровати и с его ногой уже что-то сделали.

Они растерзали его тело, словно баранью тушу, вспоминал он со жгучей злостью. Он понял худшее еще раньше, чем пакостный хирург со своей слащавой улыбкой похлопал его по плечу и сообщил, что они удалили из него часть берцовой кости, что нервы повреждены и уже никогда эту ногу никто ему выпрямить не сможет. Своим медовым голосом хирург снова и снова правил над Тони панихиду, хороня его, по сути, живьем. Иначе и не скажешь: ведь он никогда уже не сможет служить в морской авиации. И к чертям собачьим его послужной список, в котором, ясное дело, ответственность была возложена на него, а несчастный случай квалифицировался как «ошибка пилота».