Грань двух миров - [43]

На дворе стоял конец мая, снег, по рассказам Чертанова, сошёл всего месяц назад — зима была затяжная, грязь давно подсохла, проросла травка, зацвели фруктовые деревья, пели птички, и всё вокруг было пропитано счастьем и любовью. По дворам, закоулкам и садам целовались парочки — мы как раз спугнули одну такую.

У меня тут же родилась пара вопросов, например, откуда у Чёрта во дворе, да и по всему городу плодоносящие "абрикосами" деревья, когда вокруг всё только зацветает?

— Это римс. Впрочем, от абрикоса он отличается только тем, что даёт урожай четыре раза в год. Один из наших императоров — Эдвордин очень любил сладкие пироги с римсом, и вот однажды зимой ему захотелось отведать любимого лакомства. Какое же было разочарование императора, когда перед ним на колени бухнулся главный повар, сообщив, что запасы римса закончились.

— Повара казнили?

Дариус усмехнулся.

— В нашей стране никогда не было таких самодурных правителей. Его величество повздыхал, и как обычно в таких случаях поступают — обозначил награду и дал молодому поколению из Академии задание, сделать так, чтобы римс быд всегда.

Когда Эдвордин скончался, его дочь в память об отце приказала высадить в столице три тысячи модифицированных римсовых деревьев. С тех пор столица цветет круглый год.

— Вот повезло вашим аллергикам.

— У нас хорошие врачи. Маг-лекарь способен и рак вылечить, это не проблема, были бы деньги.

— А деньги есть?

— Как везде. Есть богатые и есть бедные. В этом наши миры мало чем различаются. Сейчас мы в той части города, где ты никогда не увидишь нищего.

Дариус не обманул. Нищие нам не встретились, здесь вообще было мало пеших людей, в основном все передвигались в закрытых экипажах и колясках, и только стража в чёрной форме и с короткими магическими жезлами на поясах, сбивала ноги, патрулируя улицы.

— Не понимаю, почему эту часть города назвали исторической? — Негодовала я после получаса прогулки. — Тут же кроме высоких заборов ничего нет!

— У каждой семьи за этими заборами длинная и насыщенная история. Человеческой империи больше пяти тысяч лет и эти люди ведут свой род с тех времен. Представляешь, какое у каждого за такой срок выросло семейное древо?

Я поёжилась, представляя, а Дариус продолжил:

— У нас честь — не пустой звук. Если аристократ клянётся своей фамилией — ему верят на слово. Опорочь он свою семью — это смертельный приговор для рода.

— Хочешь сказать, у вас тут все «чистенькие»? Взяток не берут, не подсиживают конкурентов, не продвигают родню на тёплое местечко?

— Это есть везде, Лер, — покачал головой парень. — Просто ты не отсюда, тебе будет сложно понять, а мне сложно объяснить. Давай закроем эту тему, поехали лучше к дворцу?

— Не, поехали в пригород, — не согласилась я. Если уж и смотреть на быт другого мира, то точно не в богатых кварталах. Я уже насмотрелась на «историческую часть города», аж зевки рот выворачивают.

Дариус немного удивился, но спорить не стал.

— Тогда пешком, так быстрее будет.

Свернув с главной улицы, где на каждых воротах висела витиеватая позолоченная табличка с именем владельца и его гербом, мы прошли чередой проулков и минут через пятнадцать, вышли в совершенной иной город.

Неширокие улочки, мощенные похожим на кирпич крупным камнем — две телеги со скрипом, но разъедутся, если заскочат колёсами на деревянный пешеходный настил. Сама видела такую операцию.

Там в настиле есть специальные желобки, попав колесом в который, телега спокойно забирается одним боком на пешеходную дорожку. Сами пешеходы не возмущались, внимания не обращали, лишь ловко проскальзывали мимо телег. Да и из пешеходов одни мальчишки и дородные горожанки с объёмными корзинами наперевес.

— Все остальные работают, — в ответ на мой вопрос пояснил Чертанов. — Ну, или делают вид, что работают.

Ну да, миры разные, а люди везде одинаковые.

Заборов, в отличие от богатого квартала, не было — двухэтажные дома (первый этаж обычно из камня, второй из дерева) жались друг к другу, образуя тёмные страшные проулки, служившие местным чем-то вроде склада ненужного барахла. А вот нечистот и помоев, выплёскиваемых из окон прямо на мостовую, не было. Всё чистенько и пристойно.

— Префект города любит чистоту. За грязь гигантские штрафы.

Я не могла не согласится с политикой префекта. Жаль, у нас в городе нет такого. Хотя тут были и свои недостатки: если на мостовой было чисто, то дома… В этом мире явно испытывали непреодолимую любовь к лепнине. На каждом домике было налеплено столько всего разного, что глаза сначала разбегались, пытаясь охватить сразу всё, а потом дружно сбегались в кучку.

— Так и косоглазие заработать недолго, — пожаловалась я парню. — Зачем столько лепнины?

— О! — усмехнулся Чертанов. — А это уже причуда императрицы Болавии. Как-то проезжая по городу, она решила, что дома выглядят серо и уныло, что без сомнений плохо влияет на настроение её подданных. Вот только вместо того, чтобы просто раскрасить стены в яркие краски, Болавии пришло в голову сделать из города — музей. Чтобы у каждого, кто попадал в Эмеральт, дух захватывало от его красоты. Задумка отличная, реализация, как видишь, подкачала. Императрица сама потом жалела о своём решении, однако народу понравилось. Впоследствии хозяева домом даже состязания устраивали: кто побогаче — приглашали мастеров скульпторов, народ победней обходился собственными силами. Сейчас уже никто на это не обращает внимания, только крестьяне, первый раз попавшие в город.