Грань бессмертия - [9]

— Проверить нетрудно. Но если это даже и редакторская правка, три других примера заставляют задуматься. Ты знаешь Шалаи?

— Имре Шалаи? Лауреат Нобелевской премии? Это обязан знать любой культурный человек!

— Дело не в премии, а в том, что получил он ее три года назад и примерно в то же время у нас вышел его первый перевод. А между тем я убеждена, что на творчество Браго, во всяком случае если говорить о «Сумерках» и «Грани бессмертия», повлиял как раз Шалаи.

— А говорят, что Браго — первооткрыватель, пионер…

— Не ехидничай. Основное у Браго — умение сливать воедино невероятную динамичность сюжета с поразительными по смелости формальными приемами. На первый взгляд поведение героев, интрига, да что там — вся постановка действия кажется противоречащей логике. А между тем мы тут имеем дело с абсолютной точностью замысла и глубоким философским содержанием. В этом умении показывать наиболее существенное Браго — мастер высшего класса. Однако это не значит, что, как и любой человек, творящий в определенных условиях и подверженный их воздействию, он не испытывал различных влияний, будь то сознательно или подсознательно. Но каким образом мог Шалаи повлиять на творчество Браго, умершего на несколько лет раньше, чем у нас вышла первая книга поэта, — непонятно!

— Быть может, он читал Шалаи в оригинале или даже в рукописи?

— Исключено! Браго не знал венгерского.

— Скажи, допускаешь ты возможность того, что Браго жив?

— Увы, это весьма сомнительно, хотя и наиболее удачно разъясняет все загадки. Прежде всего Боннар, насколько я его знаю…

— Как давно ты знаешь Боннара? — прервал я, не скрывая любопытства.

— О, давно. Я познакомилась с ним лет, наверное, семь или восемь назад через профессора Сиккарди, у которого я работала ассистенткой. Профессор поручил мне просмотреть полученные от Боннара рукописи и попросил высказать свое мнение. Это были образцы творчества Браго.

— Значит, ты его первооткрывательница?

— Скорее — первый критик, и к тому же суровый. Сейчас мне эти заметки кажутся смешными… В рецензии не было недостатка в выражениях типа: «автор проявляет эпический талант», «предвещает писателя с солидными данными»… Откровенно говоря, я чувствовала в нем недюжинный талант, но увлек он меня отнюдь не сразу. Именно в связи с этим отзывом я побывала в институте Барта у Боннара. Потом он давал мне и другие рукопии.

— Так, может быть, ты была знакома и с Браго?

— Да, — сказала она и умолкла, глядя на чашку с кофе, которую держала в руке.

— Ты никогда об этом не говорила… Это было там, в институте Барта?

Катарина кивнула.

— Когда ты видела его последний раз? — наседал я.

— О, весной 1978 года. Примерно за год до кончины.

— Как он в то время выглядел?

— Что говорить, не блестяще.

— А позже ты не пыталась его увидеть?

— Во время лечения Боннар запретил всякие посещения. Он только написал мне… — она осеклась.

— Боннар?

— Нет, Браго. Писал, что чувствует себя лучше, очень сожалеет, что не может со мной увидеться, и надеется, что когда-нибудь мы еще поболтаем…

Мне почудилось, что я заметил в глазах Катарины слезы.

— Видно, это было не просто знакомство, — сказал я не особенно удачно.

Она неприязненно взглянула на меня.

— Чепуха. Мы не были знакомы и двух месяцев. Браго не покидал института. Между нами ничего не было.

— Прости. Я не хотел гебя обидеть. Я только ищу, за что бы зацепиться. Ты бываешь в институте Барта?

— Нет. После смерти Браго я встретилась с Боннаром лишь недавно, во время телевизионной передачи. Но это была мимолетная беседа. О творчестве Браго мы говорили с ним где-то в начале 1982 года. Тогда Боннар сказал, что у него есть рукописи Браго и он намерен заняться их публикацией. Он обещал позвонить мне или Сиккарди, но не позвонил. Возможно, забыл. А потом уж начали выходить книги…

— Во время встречи на телестудии он не приглашал тебя навестить его?

— Нет. Мы перебросились всего несколькими фразами, если не считать дискуссии перед камерами. Времени не было.

— Но ты могла бы его навестить под каким-нибудь предлогом?

Она внимательно посмотрела на меня.

— Если ты поклянешься, что не используешь меня в интриге, направленной против Браго…

— Клянусь, — поспешно сказал я. — Что до Боннара, то, надеюсь, тут тебя ничто не связывает?

— Не знаю, — сказала она после недолгого раздумья. — Прежде всего меня интересует истина…

— И я так думаю… Да! Еще одно: ты знаешь сына Браго?

— Однажды я видела его в клинике. Ему тогда было лет девять-десять. Теперь он, наверное, вырос… Он очень походил на отца.

Она задумалась и как-то потухла.

— Значит, он довольно часто бывал в институте?

— Этого я не знаю. Браго отзывался о мальчике очень тепло. Должно быть, он его любил.

— Может, мальчик знает что-нибудь о времени, предшествовавшем смерти?

— Возможно. Хорошо бы с ним поговорить.

— К тому же имеется и другой повод. Я хотел бы выяснить, есть ли сейчас контакт между ним и Боннаром. Если ты позволишь, я позвоню от тебя де Лиме? Мать мальчика поехала в деревню и должна была уже вернуться.

— Пожалуйста. Я уберу со стола.

Я сел за столик, пододвинул телефон и набрал номер. Почти тут же отозвался де Лима. Услышав мое имя, он даже вскрикнул от радости.