Грань бессмертия - [27]

— Всего несколько слов. Вы давали последнее отпущение грехов Хозе Браго, не так ли?

— Пропустите нас! — проталкиваясь к церковной двери и таща за собой Альберди, кричал я.

— Разойдитесь! Сеньоры, расходитесь! — кричал полицейский, который никак не мог решить, бросить ли ему пост у ворот и поспешить к нам на выручку — или же оставаться на месте.

— Так, может быть, хоть вы что-нибудь скажете? — подскочил ко мне еще раз репортер. — С какой целью проводится эксгумация? Есть ли результаты? Правда ли, что труп Браго исчез?

— Отойдите, пожалуйста!

Я втолкнул Альберди в притвор и захлопнул дверь церкви перед носом нахальных газетчиков.

К счастью, они не решились войти внутрь…

Священник, тяжело дыша, стоял у стены. Я провел его в ризницу, но он не хотел там оставаться, видимо опасаясь нового нашествия репортеров. Мы вышли через боковую дверь и потихоньку добрались до дома Альберди. Священник чувствовал себя скверно. Чуть ли не через каждый шаг ему приходилось отдыхать.

Старая индианка, бормоча что-то насчет «сеньоров из города», помогла уложить Альберди в постель и принесла бутылки с лекарствами.

Видимо, Альберди уже давно страдал от сердечных приступов, потому что домашняя аптечка была неплохо укомплектована.

Постепенно бледность сходила с его лица и дыхание становилось спокойнее. Я сидел рядом с ним на кровати, он судорожно сжимал мне руку, словно боясь, как бы я не ушел и не оставил его одного. Однако, по мере того как к нему возвращались силы, любопытство начинало брать верх над страхом.

— Может… вы… туда пойдете… и узнаете… а потом вернетесь… — были первые слова, которые я услышал от него.

— А не лучше ли мне еще немного побыть с вами? — нерешительно сказал я.

— Нет… нет… идите… идите и скажите Ноке, чтобы она осталась здесь, около меня…

Я встал, Альберди испытующе смотрел мне в глаза. Я не знал, идти мне или еще подождать.

— Вы видели… тот… крестик? — наконец спросил он тихо.

Я кивнул.

— Это я… — прошептал он. — Не могу себе простить…

— Но… Ничего страшного не произошло, — пытался я его успокоить. — Еще ничего не известно. Сначала прочтите книгу…

Он прикрыл глаза.

— Идите и возвращайтесь, — сказал он уже почти спокойно.

Когда я подошел к месту эксгумации, гроб был опущен и рабочие прикрывали могилу досками. Профессор Гомец, уже без фартука, диктовал что-то протоколисту, а его ассистент убирал инструмент. Рядом с ним на земле стоял закрытый металлический цилиндр. Кастелло отдавал какие-то распоряжения сержанту полиции.

Я подошел к де Лиме, который прислушивался к тому, что диктовал профессор, а так как тот вскоре кончил, мое любопытство могло быть наконец удовлетворено.

— Куда вы девались, сеньор адвокат? Вы уже знаете результаты? — воскликнул де Лима, увидев меня.

— Мне пришлось заняться священником. Бедняга ослаб. Ну как наши эксперты?

— Опасения полностью подтвердились! — сказал де Лима с плохо скрываемым удовлетворением.

— Значит, это не Браго?

— Браго. Несомненно, он. Дело в экспериментах! Бедный Хозе!.. С ним поступали, как с подопытным кроликом. Правда, еще нет окончательных результатов, но в принципе выводы однозначны. Остались только дополнительные исследования. У профессора здесь нет необходимых условий и всего инструмента. Поэтому он забирает череп в лабораторию.

— Это займет несколько дней, — добавил Гомец.

Я взглянул на цилиндр и почувствовал неприятную спазму в желудке.

— Уверены ли вы, профессор, что это были эксперименты, а не неизбежные медицинские процедуры? — спросил я немного погодя.

— Абсолютно. Да это же сразу видно. Если бы вы посмотрели, что они с ним вытворяли… Чудовищно!.. Впрочем, могу вам показать, — он подошел к цилиндру и уже потянулся к крышке, но я успел воспротивиться.

— Благодарю вас… Нет, нет, я не хочу… Я верю вам на слово.

Профессор снисходительно усмехнулся.

— Нервишки сдают. Однако предупреждаю, что в качестве адвоката и представителя обвиняющей стороны вам придется ознакомиться хотя бы со снимками.

IX

Под утро меня разбудил телефонный звонок. Я поднял трубку, проклиная в душе изобретателя телефона и того, кто, потеряв совесть, звонит ко мне в такую рань.

Однако уже первых слов было достаточно, чтобы сон как рукой сняло. Звонила Катарина.

— Прости, что поднимаю тебя с постели, но позже нам не удастся связаться, а дело очень срочное. Утром позвонишь или лично придешь к де Лимам и скажешь, что ты отказываешься вести их дело. Если хочешь, можешь помочь найти другого адвоката. Сделай это спокойно, без шума… Впрочем, ты это умеешь.

Я был совершенно ошарашен требованием.

— Но… это невозможно. В полдень я как представитель де Лимы должен официально внести иск против института Барта.

— Значит, ты его еще не внес? — обрадовалась она. — Ну так и не вноси. Это сделает за тебя твой преемник.

— А если они не согласятся? Я обязан в течение двух недель с момента извещения оказывать помощь клиентам.

— Никто не может тебя заставить. Я думаю, у тебя есть серьезные основания отказаться…

— Но почему такая срочность? Что я скажу де Лиме? В чем дело?

— Очень просто: ты против обвинения профессора Боннара в недозволенных экспериментах над Хозе Браго. Ты не веришь, что профессор виновен.