Грамматика цивилизаций - [36]

•  Решающим здесь представляется общий исторический контекст.

Исследователь мусульманской философии Леон Готье считает, что благоприятными периодами для развития исламской мысли были «периоды мира и всеобщего процветания», когда можно было рассчитывать на защиту всемогущего и просвещенного халифа. На Востоке в VIII–IX в. такими халифами были Аббасиды, которые, начиная с Аль-Мансура и вплоть до Апь-Мутаваккиля, на протяжении почти целого столетия благоприятствовали распространению в мусульманском мире греческой науки и философии, прежде всего благодаря огромному числу переводов, сделанных христианами-несторианцами; то же можно сказать о халифах Альмохадах (XII в.), которые имели обыкновение вести долгие разговоры с глазу на глаз со своими приближенными философами и врачами. Столь же благоприятными периодами можно считать и периоды, когда упадок единой империи позволял смелым умам сделать выбор в пользу того или иного покровителя среди местных властителей: таким покровителем для аль-Фараби в первой половине IX в. был эмир Алеппо Сейф-ад-Даула…

Леон Готье, как вы видите, обозначает проблему в терминах политической истории. Цивилизация зависела от властителей, от «просвещенных деспотов». Быстрый крах багдадского халифата, чему есть масса свидетельств, повлек за собой неслыханное дробление политического пространства, которое, однако, не нанесло урона распространению мысли. Напротив, оно способствовало определенной интеллектуальной свободе, хотя бы потому что позволяло образованным людям менять государства и властительных покровителей. Впоследствии подобная практика повторится в Италии эпохи Возрождения, а также в Европе XVII, XVIII вв. В исламской цивилизации это было привилегией просвещенных людей.

Но такая привилегия разума никогда не была самодостаточной. Разум необходимо было поддерживать материальными привилегиями.

К 750 г. ислам в основном достиг своих главных внешних границ; к этому времени его экспансия была остановлена благодаря успехам оборонявшихся (осажденный в 718 г. Константинополь был спасен благодаря храбрости его защитников; Галлия и Запад отстояли свою свободу в битве при Пуатье в 732 или 733 г., а также благодаря вспыхнувшему в то же время восстанию в Магрибе). В итоге на границах установилось некое подобие спокойствия (относительного, но реального), а внутри империи обозначился экономический подъем, сопровождаемый ростом благосостояния.

Развитие экономики привело к появлению рыночной экономики, к усилению «коммерциализации» сельскохозяйственных продуктов: часть из них потреблялась на месте, а излишки становились товаром, продававшимся в городах и способствовавшим росту последних. Торговля финиками требовала ежегодно более 100 000 вьючных верблюдов. Крытые городские рынки получили название домов дынь, причем трансоксианские дыни пользовались особой популярностью. Высушенные дыни отправляли в большом количестве на запад. В свежем виде их доставляли в Багдад через специальную систему почтовых застав: их транспортировали в кожаных мешках, обложенных льдом. Выращивание сахарного тростника привело к созданию новой отрасли промышленности.

Говоря о торговле сельхозпродуктами, нельзя не упомянуть о развитии мельничного дела, чему способствовало появление водяных мельниц (поблизости от Багдада) и ветряков: которые использовались уже с 947 г. в Систане, тогда как в Басре для водяных мельниц использовали течение Тигра.

Интенсивное развитие экономики привело к появлению многих новых отраслей промышленности: металлургической, деревообрабатывающей, текстильной (лен, хлопок, шелк, шерсть). На Востоке в огромных масштабах стало развиваться хлопководство. Ковры Бухары, Армении, Персии были известны повсюду. Басра импортировала больше красителей, в основном индиго, при этом индийское индиго, поступающее через Кабул, имело репутацию более качественного, чем то индиго, что поступало из Верхнего Египта.

Все это движение товаров влекло за собой многочисленные последствия. Монетарная экономика сотрясла основы уклада, базировавшегося на отношениях сеньора и крестьянина: богатые становились еще богаче и наглели; бедные превращались в отверженных. Если же прибавить к этому, что развитие ирригационной техники усиливало крепостную зависимость крестьян, что богатства ислама позволяли ему в пять-шесть раз дороже платить за нужных ему рабов, то становится ясно, какой напряженной становилась социальная ситуация в обществе.

Если это преуспевание и не являлось решающим фактором, то оно могло многое объяснить, в частности царящую в обществе революционную обстановку, непрерывную цепь сельских и городских волнений, часто связанных с движениями за национальное освобождение, что особенно заметно на примере Ирана. Литература той эпохи заставляет вспомнить современные понятия: национализм, капитализм, борьба классов. Прислушайтесь к памфлету аль-Ифрикии, появившемуся к 1000 г.: «Нет, покуда я остаюсь бедным, я не буду молиться Богу. Оставим молитвы шейхам, военначальникам, закрома которых ломятся от припасов. Почему я должен молиться? Разве я могущественен? Разве у меня есть дворец, лошади, богатые одежды, золотой пояс? Молиться, когда у тебя нет даже крошечного клочка земли, было бы лицимерием».