Графские развалины - [11]

Короче говоря, Кравцов понимал, что бронтозавра издательских джунглей – «АСТРОН-ПРЕСС» – его визит никак не собьет с избранного пути работы с начинающими писателями. Все будет идти – вернее ползти – своим чередом. Не в Америке живем, где Стивен Кинг издал свой первый роман – и проснулся знаменитым. Вполне можно было воздержаться от поездки.

Но Кравцов поехал – в глубине души надеясь что-то переломить в себе этим вояжем. Свернуть с рельсов, ведущих в никуда, в пустоту…

Поехал – и встретил Пашку-Козыря.

Оба спешили – но проговорили, стоя на улице, минут двадцать. Не наговорились, вопросов друг к другу за годы накопилось изрядно. Выяснив, что оба возвращаются сегодня, но разными поездами, Паша уговорил Кравцова сдать билет – а на его «Стреле» проблем со свободными местами не возникало.

Потом было эсвэшное купе, мягкий стук колес, много коньяка (пьянели оба медленно и туго). И много разговоров. Оказывается, Пашка читал книги Кравцова. Все – то есть обе. И все журнальные публикации. Зацепился как-то взглядом за знакомую фамилию на лотке, купил, – понравилось. Еще бы, подумал тогда Кравцов, ведь половина действия первого романа проходила в некоем поселке, как две капли воды напоминавшем родную Пашину Спасовку. И Козыря весьма интересовало: как же детского приятеля угораздило попасть в писатели? Очень просто, сказал Кравцов: окончил институт, работал в оборонном НИИ – зарплата маленькая, перспективы туманные; ездил в командировки на объект в Казахстан – там уговорили послужить по контракту, звание лейтенанта после военной кафедры у него имелось; просидел на «точке» четыре года, делал то же, что и на гражданке, но получал куда больше – за должность, за звание, пайковые, за пустынность и безводность, за повышенное излучение гигантского суперрадара, за что-то еще… Козырь поинтересовался: а как это излучение на будущее потомство влияет? С потомством все в порядке, сказал Кравцов, – двое, мальчик и девочка, вполне нормальные и здоровые… При этих словах он помрачнел, и Пашка это заметил. Там же, на службе, начал и писать, продолжил Кравцов, в основном от скуки; кроме пьянки да блядохода, развлечений никаких не было… Писалось медленно, тяжко, теперь смешно читать те опусы. Потом демобилизовался – тоска заела, с двух сторон соленое озеро, с двух других – колючая проволока, а за ней пустыня, и так год за годом. На гражданке попробовал себя в бизнесе, вроде получалось, но писать хотелось все сильнее и сильнее… Пошел на литературные курсы к одному известному писателю… – Кравцов назвал фамилию Мэтра, и Пашка закивал: знаю, знаю… Через пару лет слепил из нескольких своих повестей забойный романчик, отправил в издательство – не «самотеком», понятно, кое-какие знакомства в тех кругах уже наработал, спасибо покойному Мэтру… Он умер? – удивился Козырь. Недавно вроде новая книжка вышла… Да, умер, – снова помрачнел Кравцов. А книжка – ерунда, Мэтр их строчил со скоростью швейной машинки, еще года три выходить будут; или дольше – если наймут пару литературных негров под известное имя. Посмертные, мол, рукописи… В общем, роман Кравцова приняли, и все завертелось.

Звучит как повесть со счастливым концом, сказал Пашка. Но что-то вид у тебя, дорогой друг, не счастливый. Даже наоборот. Словно за спиной у тебя что-то страшное, и оглядываться совсем не хочется…

Он, Козырь, всегда, с детских лет, отличался какой-то интуитивной проницательностью.

Кравцов медленно и сжато рассказал о Ларисе. О блондинке с синими глазами – ее он не разлюбил за десять лет брака и именно ей посвящал свои книги. Она тоже любила Кравцова, а еще – машины, риск и скорость, и судьба ей благоволила… Но этой зимой Ларисе не повезло – в первый и последний раз. Одна огромная несправедливая компенсация за все былые удачи… И Кравцов остался вдовцом с двумя детьми. Дети сейчас у тещи, и он оказался на положении субботнего папы, надеется, что ненадолго, – но пока что писать и приглядывать за двумя ребятишками одновременно не получается… Вот чуть подрастет старшая… Ладно хоть живут рядом, в трех остановках… А вообще он серьезно подумывает о том, чтобы найти на лето место егеря – есть же в области пустующие кордоны – хочет вырваться из квартиры, где буквально все напоминает о Ларисе. Плохо там отчего-то пишется… Да и зарплата егерская не помешает. В нашей стране профессиональный писатель может сносно прожить на гонорары не от изданий, а от переизданий, – а до этого Кравцову пока далеко…

Правдой это было отчасти. В городской его квартире писалось не просто плохо. Вообще никак.

Пашка задумался. Потом начал издалека: помнишь развалины в Спасовке? На горе, за Торпедовским прудом? Кравцов кивнул. Знаешь, что там было? Кравцов покачал головой. В детстве как-то не интересовался – графские развалины, и все. Дети вообще не страдают любопытством к некоторым вещам. Хотя и обожают совать нос во все дыры – в том числе и в пресловутые руины, зачастую становившиеся в минувшие годы местом опасных игр их с Пашкой компании. Такой вот парадокс.

Козырь стал объяснять с гордостью человека, недавно приобщившегося к новым и несколько чуждым для себя знаниям – и торопящегося ими поделиться. Развалины, оказывается, – исторический памятник. Загородный особняк графини Самойловой, возведенный в 1831 году по проекту Александра Брюллова – брата известного живописца, того самого, что написал «Последний день Помпеи»…