Графиня Солсбери. Эдуард III - [47]

В тот же вечер, когда король Франции бодрствовал в своем шатре, к нему привели запыленного и измученного гонца (с момента вступления на берег он проезжал в день двадцать льё, не меняя коня); гонец прибыл с острова Сицилия и привез письма от Робера, графа Прованского и короля Неаполитанского. Филипп, зная о мудрости и познаниях в астрологии своего кузена, при первых слухах о войне обратился к нему, чтобы выяснить, что следует ждать от этой войны. Поэтому Робер исследовал благоприятные и пагубные сочетания звезд; много раз он волхвовал над судьбами короля Франции и короля Англии, но звезды неизменно показывали, что там, где собственной персоной будет находиться Эдуард, Филипп потерпит позорное поражение с великим уроном для королевства Франции, посему в письме он советовал ему не вступать в сражение, если даже у него будет втрое больше солдат, ибо исход битвы заранее предрешен в книге вечности, где рука людская ничего переписать не может. Филипп поостерегся показать кому-либо это письмо, боясь подорвать боевой дух армии, но, невзирая на доводы и запреты своего двоюродного брата короля Неаполитанского, решил, что, если Эдуард навяжет сражение, он не отступит ни на шаг, поскольку сам назначил день битвы; однако Филипп также принял решение не идти навстречу Эдуарду, если даже удастся занять позицию, выгодную с точки зрения местности, и солнце будет бить в глаза англичанам.

Наутро обе армии приготовились выступать и отслужили мессу; оба короля и множество сеньоров исповедовались и причастились, как надлежит людям, которые идут сражаться и хотят быть готовыми в любую минуту предстать перед Богом; потом армии двинулись навстречу друг другу с двух сторон глубокого, большого, почти непроходимого болота, заросшего травой, и тот, кто осмелился бы первым его перейти, подвергнулся бы опасности. После часового перехода обе армии стали друг против друга, и каждый король приказал построить войска в боевой порядок.

Король Эдуард, располагавший позиционным преимуществом, разделил армию на три корпуса, приказав всем воинам спешиться и спрятать в небольшом лесу, что находился за спиной англичан, лошадей и упряжь, а обозы сделать укреплениями. Первый корпус, насчитывающий восемь тысяч воинов (среди них находились двадцать два рыцаря со знаменами и шестьдесят рыцарей с треугольными стягами), составляли германцы; командовали корпусом герцог Гелдерландский, граф Юлих, маркиз Бранденбургский, мессир Иоанн Геннегауский, маркграф Мейсенский, граф Монсский, граф Зальмский, сир де Фокемон и мессир Арну де Блакенгейм.

Второй корпус вел герцог Брабантский; под его началом войсками командовали самые богатые и самые храбрые бароны его страны, а также несколько сеньоров из Фландрии, присоединившихся к нему, так что он шел впереди двадцати четырех рыцарей со знаменами и восьмидесяти рыцарей со стягами, командуя семью тысячами солдат, отлично снаряженных и вооруженных, людей отважных и чистых сердцем.

Третий, самый сильный корпус, был под командованием короля Англии; Эдуарда окружали все вельможи королевства во главе с его двоюродным братом графом Генри Дерби, сыном лорда Генри Ланкастера Кривая Шея, епископ Линкольнский, епископ Даремский, графы Нортгемптон, Глостер, Суффолк и Хартфорд; вместе с ними находились мессир Робер Артуа, мессир Реньо Кобхэм, сэр Перси, мессиры Людовик и Иоанн де Бошан, мессир Хью Гастингс, мессир Готье де Мони и, наконец, граф Солсбери (не проведя и двух недель с молодой супругой, он присоединился к армии и, свободный от своего обета, отныне смотрел на мир пылающими отвагой глазами). Над этим стальным морем людских волн из шести тысяч рыцарей и шести тысяч лучников, словно прибой, устремившимся вперед, развевалось двадцать восемь знамен и реяло девяносто стягов; за этими тремя корпусами располагался четырехтысячный арьергард — командовали им граф Уорик, граф Пемброк, сэр Мильтон и многие другие славные рыцари, — готовый придти на помощь любой части, если она дрогнет в бою.

Короля Франции окружало великое множество воинов, дворян и рыцарей; это было дивное зрелище — перечислять всех пришлось бы слишком долго. Когда полки Филиппа выстроились на поле, то среди них можно было насчитать сто двадцать семь рыцарей со знаменами, пятьсот шестьдесят рыцарей со стягами, четырех королей, шесть герцогов, тридцать шесть графов, четыре тысячи рыцарей и более шестидесяти тысяч солдат из коммун Франции; их оружие так сверкало, что казалось зеркалом, в котором отражается солнце. Но все это рыцарство, столь грозное и столь красивое на вид, в течение дня разделилось в своих мнениях, ибо одни говорили, что покроют себя позором, если, находясь так близко от врага, не дадут сражения, а другие утверждали, что вступать в битву будет ошибкой, потому что король Франции может в ней все потерять и ничего не выиграть. Если он потерпит поражение, враг сразу проникнет в самое сердце королевства, если же он выйдет победителем, то все равно не сможет завоевать ни Англию, представляющую собой остров, ни земли князей Империи, которых по-прежнему будет твердо поддерживать Людвиг IV Баварский, их сюзерен.