Графиня Салисбюри - [64]

Часы начали бить на башне замка и снова послышались крики часовых на стенах.

— Полночь! — сказал Гильом, сосчитав со вниманием удары часового колокола, — надо спешить, не теряя ни минуты. — И выбежал из комнаты.

Глава XVII

Гильом велел отворить себе потаенную дверь замка и, не взяв с собою ни одного из своих оруженосцев, ни из слуг, пустился один через поле сражения, которое и прошел безо всякого препятствия. Ночь была темна, дождлива, следственно благоприятна исполнению его предприятия, так что он, никем не примеченный, достиг самых окопов; а так как проливной дождь принудил шотландцев укрыться в шатры, то он, перебравшись через окопы, очутился в неприятельском лагере; не зная, в состоянии ли будет выйти так же из него, как вошел, и, не вдаваясь в середину лагеря, пошел налево, где должна была быть Тведь, рассуждая основательно, что в случае, ежели бы его заметили, то разлившаяся река даст ему хотя шанс на спасение. И точно: шагах в ста от того места, где вошел в неприятельский лагерь, он был уже на берегу реки; и пошел по нему с большой осторожностью; минут десять шел он, не встречая никого подозрительного; но вдруг послышался шорох; он в ту же минуту остановился с вниманием человека, которого жизнь зависит от верности его слуха. В самом деле, небольшой отряд верховых воинов приближался, следуя навстречу к нему по берегу реки. Броситься направо, в лагерь, — значило бы подвергнуть себя неминуемой опасности; поэтому он опустился в густую траву, которая росла по самому берегу, и, ухватившись за древесные корни, прилег над самою водою; шум текущей воды на минуту заглушил шум приближающихся людей, и ему начинало казаться, что он ошибся, но скоро ржание лошади доказало справедливость его опасений; несколько минут спустя, он явственно услышал голоса людей, слова которых долетали до него. Гильом попробовал, удобно ли можно было обнажить его меч; потом взглянул на воду и увидел, что достаточно только отпустить корень, за который он держался, чтобы упасть в воду. Убедившись в защите отступления, в случае необходимости, он обратил все внимание к приближающемуся шуму.

— Вы думаете, капитан, — говорил один из подъезжающих воинов, которого по повелительному го полосу можно было принять за начальника отряда, — что по ми лости темноты этой адской ночи работники не в состоянии будут ранее рассвета приняться за работу, посему наши военные снаряды будут готовы завтра не ранее вечера.

— Точно так, — отвечал почтительным голосом тот, к кому относился вопрос, — начальник работ уверил меня в этом.

— И это еще замедлит штурм, — сказал нетерпеливо первый. — Грегор!

— Что прикажете, — отвечал новый голос.

— Завтра с развернутым моим знаменем и трубачом, ты отправишься к замку, прибьешь перчатку мою к одним из ворот его, вызовешь Гильома Монтегю и скажешь ему что Гильом Дуглас предлагает в честь Господа и царицы сердца его преломить с ним копье.

В эту минуту ночной объезд под начальством Дугласа приблизился так близко к тому месту, где скрывался Гильом, что, вынув меч, Дуглас мог бы достать им того, кого предполагал завтра вызвать на поединок, разумеется, никак не думая, чтобы тот находился от него так близко. В этом случае инстинкт животного был превосходнее чувства человека; потому что, поравнявшись с Гильомом, лошадь Дугласа остановилась, протянула шею, опустила морду так близко к молодому и отважному рыцарю, что он чувствовал на лице своем ее теплое дыхание.

— Что с тобой, Фенгал? — сказал поправясь в седле Дуглас.

— Кто там? — закричал Грегор, ударив мечом по хворосту.

— Какая-нибудь выдра, которая стережет рыбу, или лисица, которая промышляет себе добычу после нашей стряпни, — сказал с насмешкой капитан.

— Не прикажете ли сойти с лошади и осмотреть? — спросил Грегор.

— Нет, — отвечал Дуглас, — не нужно, Раслинг прав. — Ступай, Фенгал, — продолжал он, пришпорив лошадь; — пора, не нужно терять время. И ты скажешь еще, — прибавил он, обратясь к Грегору, — что я предлагаю ему все выгоды места и света.

— Что касается этого условия, — сказал Раслинг, — то ваша светлость без опасения можете ему предложить это, лишь бы только он принял вызов.

— Да, я готов на все, — отвечал с пренебрежением Дуглас.

Больше ничего Гильом не мог слышать, потому ли, что разговор прекратился, или расстояние между ними сделалось велико. Он вложил опять в ножны до половины вынутый меч, вышел на берег реки и продолжал беспрепятственно путь до самого последнего рва около лагеря, сделанного недавно шотландцами, который он перепрыгнул с проворством и легкостью истинного горца и очутился вне неприятельского стана. Часа два шел Гильом, не встретив никого, наконец первые лучи дневного света осветили вершины гор, внизу которых он пробирался по узкой тропинке; мало-помалу свет этот начал разливаться и по отлогам; как вдруг туман, сгустившийся в продолжение ночи в глубине долины, стал приходить в движение и в виде медленно зыблющихся морских волн подниматься кверху; несколько минут этот туман находился между Гильомом и видным горизонтом; казалось, он будто с сожалением расстался с землею, наконец, поднялся как занавес театра, представляя сквозь нижний прозрачный и сырой слой свой ландшафт, освещенный тем полусветом, который нельзя назвать ни светом дня, ни мраком ночи, и среди этого прозрачного поэтического света послышались звуки шотландской песни. Гильом узнал сразу резкий голос горного жителя и, остановившись, начал прислушиваться. В эту минуту в шагах пяти от него на возвышении небольшого пригорка показались два шотландских солдата, которые вели пару волов, вероятно, отнятых на соседней мызе; один из них был верхом на маленьком иноходце, и следуя за быками, острием копья понуждал их идти скорей.