Я тут же заверил графиню, что никогда не променяю подлинную культуру на кино, и записал все три адреса.
До вечера я успел продать еще двенадцать метров венецианской красной, семь метров желтенькой, семь метров зеленой Веронезе и три с половиной метра цвета сомон. Потом мне пришлось еще повозиться с бюрократами из книжного магазина, которым почему-то показалось странным, что юная герцогиня пожелала приобрести три с половиной комплекта трудов по органической химии. Можно подумать, что образованный человек удовлетворится лишь однократным чтением такого значительного произведения!
— Вы ничего не понимаете, — заявил я им довольно строгим голосом. — Культура — это прежде всего преданность, постоянство, терпение… Вы прочитываете книгу — о, я это знаю! — а потом вырываете из нее страницы с тем, чтобы повесить их на известный всем гвоздь. Люди же из высшего общества могут десять раз читать одну и ту же книгу, и это им вовсе не надоедает. А поскольку они могут себе это позволить, то охотно перечитывают одно и то же, как нечто новое. Одним словом, ваш ассортимент красок просто смехотворен. Если книжный рынок требует книги, к примеру, цвета прусской синей, дайте ему прусскую синюю. Не могут же люди менять свою мебель, ковры или обои в квартире ради того, чтобы подогнать их под цвет ваших обложек. Вам ясно?
Бывают, конечно, случаи, когда издатель сам проявляет инициативу. В прошлом месяце, например, вышла книга в черно-красной обложке, при виде которой просто дух захватывало.
Услышав об этом, графиня X. Y. сказала молодому графу:
— Представь себе книгу в такой обложке, небрежно брошенную на серое откидное сиденье моей роскошной машины. Ведь от этого может закружиться голова, это должно привлечь внимание полицейских и даже вызвать пробку на улице.
Глядя на нее, мне хотелось сказать: «Чтобы вызвать пробку на улице, вам, с вашей изящной фигуркой, вполне достаточно появиться самой, или высунуть в окошко машины локоток (окаймленный клетчатым рукавчиком), или же тряхнуть мило растрепанной белокурой головкой». Но голос совести предостерег меня:
«Альберто, не обижай эту прелестную и бессознательно невежественную синьору. Не забывай, что под этой шемизеткой, которая чуть было не соблазнила тебя, бьется сердце, рвущееся к культуре и к черно-красным обложкам. Подумай лучше о ее жажде знаний — и ты сделаешь карьеру по службе. Все остальное — дело мужа».
