Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820 - [22]

После долгих переговоров решили, что первый бал даст Талейран, обер-камергер и министр иностранных дел. Наполеон со всеми принцами должен был присутствовать на нем. Нас уверили, что приглашено только пятьдесят дам, но суровый этикет не мог устоять против тысячи мелких интриг, неизбежных в подобных случаях. И действительно, это был один из тех праздников, на которые во что бы то ни стало следовало попасть: на карту было поставлено тщеславие и любопытство всех без исключения. Меня больше всего занимала личность самого хозяина, который слыл за самого любезного и остроумного человека своего времени. Хотя, говоря правду, он мало прилагал усилий, чтобы производить такое впечатление.

Его друзья утверждали, что нет человека более ловкого и блестящего, но, судя по тому впечатлению, которое он произвел на меня, я бы сказала, что это был человек пресыщенный и разочарованный, жадный до успехов, дороживший милостью своего господина, которого он в то же время ненавидел, бесхарактерный и беспринципный, одним словом – нездоровый и душой, и лицом.

Я не могу выразить своего удивления при виде картины, когда Талейран с трудом выступил на середину зала с салфеткой под мышкой и поднес на золоченом подносе стакан лимонаду тому самому монарху, которого считал про себя выскочкой.

Говорят, в юности он имел большой успех у женщин, и впоследствии я видела его в кругу его сераля. Это оказалось весьма комичное зрелище. Все эти дамы, при которых он поочередно исполнял роль любовника, тирана и друга, старались повлиять на его угрюмость и развлечь его, но все их усилия пропадали даром: с одной он зевал, другим говорил дерзости, называя всех «дурами» и язвительно намекая на их годы.

Однако вернусь к балу, одному из интереснейших, на котором я когда-либо присутствовала. Император танцевал кадриль с графиней Валевской. Это, как потом оказалось, послужило поводом к их связи.

– Как, по-вашему, я танцую? – спросил он меня, улыбаясь. – Вы, вероятно, смеялись надо мной.

– Говоря правду, государь, – отвечала я, – для великого человека вы танцуете превосходно.

Перед тем Наполеон сидел между своей будущей фавориткой и мной и после нескольких минут разговора спросил меня, кто его соседка, а когда я назвала ее, обратился к ней с таким видом, как будто давно ее знал.

Потом стало известно, что Талейран простер свою услужливость до того, что устроил первое свидание императора с графиней Валевской и устранил все встретившиеся на пути препятствия. Когда Наполеон выразил желание прибавить к числу своих побед и польку, ему была выбрана как раз та, которая для этого и требовалась,

а именно – прелестная и глуповатая. Некоторые утверждали, что заметили, как после кадрили император пожал руку своей даме, что равнялось, по их словам, назначению свидания.

Действительно, это свидание состоялось на следующий вечер.

Рассказывали, что за красавицей был послан важный сановник, что ее брат-повеса совершенно неожиданно получил незаслуженное повышение, а она отказалась от бриллиантового убора. И много говорили такого, чего на самом деле не знали и просто выдумывали. Уверяли даже, будто мамелюк Рустан прислуживал ей вместо горничной, но мало ли что говорят в подобных случаях. По крайней мере мы все были очень огорчены, что дама из общества проявила столько легкомыслия и защищалась так же слабо, как крепость Ульм. Но момент времени, накладывая на все свой отпечаток, придал и этой так легко начавшейся связи оттенок постоянства и бескорыстия, которые совершенно сгладили неприятное впечатление от их первой встречи и поставили графиню Валевскую в ряд интересных людей эпохи.

Она была так восхитительна, что напоминала одну из головок Грёза. Ее глаза, рот и зубы были прелестны, ее улыбка была так пленительна, взгляд так кроток, а вся она так обворожительна, что никто не замечал неправильности черт ее лица. Выйдя замуж шестнадцати лет за восьмидесятилетнего старика, которого никто никогда не видел, она занимала в свете положение молодой вдовы, ее молодость давала повод к многочисленным пересудам, и если Наполеон был ее последним любовником, то, по общему убеждению, он не был первым.

Как только император выбрал себе фаворитку, принцы также поспешили последовать его примеру.

Однажды утром мне доложили о приходе господина Жанвье, частного секретаря принца Мюрата. Он вошел, держа в руках ключ, и был очень смущен, не зная, как объяснить цель своего визита. Не глядя на меня, он молча вертел ключ в руках, в то время как я тщетно ломала голову, стараясь догадаться о цели его прихода.

Чтобы была понятна вся последующая история, я должна сказать несколько слов о расположении комнат в замке.

Между этажами, занимаемыми с одной стороны свекровью, а с другой – принцем Мюратом, располагались еще маленькие антресоли (les mezzanines). Моя свекровь пользовалась ими лишь во время больших холодов, так как они представляли собой теплое помещение, служившее для сообщения между двумя этажами при помощи потайной лестницы.

Этот прелестный уголок, убранный в стиле Людовика XV, считался как бы частью главных покоев, в которых размещался принц Мюрат, и ключ от них передали прислуге принца при водворении его в новом помещении. Мы совсем забыли об этом. И вот теперь Жанвье приказали передать этот ключ мне.