Графиня де Шарни. Том 1 - [4]

Однако, как вам известно из «Мушкетеров», которых вы считали погибшими дважды, но которые оба раза оживали, моих героев не так легко задушить, как императоров.

Вот и с «Анжем Питу» произошло то же, что с «Мушкетерами». Питу не собирался умирать; он лишь исчез на время и теперь появится вновь. Я прошу вас не забывать о том, что мы переживаем неспокойное время, эпоху революций, которая зажигает много факелов, но задувает немало свечей; итак, прошу вас считать моих героев мертвыми только в том случае, если вы получите уведомительное письмо за моей подписью.

Да и то!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1. КАБАЧОК У СЕВРСКОГО МОСТА

Если читатель не возражает, мы предлагаем ему ненадолго возвратиться к нашему роману «Анж Питу» и, раскрыв его вторую часть, заглянуть в главу под названием «Ночь с 5 на 6 октября». Там читатель найдет некоторые происшествия, которые небесполезно было бы вспомнить, прежде чем открывать эту книгу, которая начинается с описания событий, происходивших утром 6 октября.

После того, как мы приведем несколько значительных строк из этой главы, мы вкратце перечислим события, что необходимо для продолжения нашего рассказа.

Вот эти строки:

«В три часа, как мы уже сказали, в Версале все было спокойно. Члены Национального собрания, также успокоенные докладом привратников, разошлись по домам.

Все были уверены в том, что ничто не нарушит это спокойствие.

Почти во всех народных волнениях, предваряющих великие революции, случается заминка, и тогда кажется, что все уже кончено и можно спать спокойно. Но это не так.

За теми, кто делает первые шаги, стоят другие люди, ожидающие, когда эти первые шаги будут сделаны, а те, кто, едва шагнув вперед, не пожелают идти дальше, то ли от усталости, то ли будучи удовлетворены, но так или иначе уйдут на покой.

Вот тогда наступит время этих неизвестных личностей, таинственных проводников роковых страстей; они проникают в толпу, подхватывают ее движение и, развивая его до крайних пределов, приводят в ужас даже тех, кто открыл им этот путь и улегся посреди дороги, полагая, что дело уже сделано, а цель — достигнута».

Мы назвали трех таких неизвестных людей в книге; у них мы и позаимствовали только что процитированные строки.

Мы просим позволения пригласить на нашу сцену, то есть к двери кабачка у Севрского моста, действующее лицо, еще не названное нами, что, однако, ничуть не принизит его роли в событиях этой ужасной ночи.

Это был человек лет сорока восьми, в костюме ремесленника, то есть в бархатных штанах, подвязанных кожаным фартуком с карманами, как у кузнецов и слесарей. На ногах у него были серые чулки и башмаки с медными пряжками, а на голове — подобие колпака, похожего на наполовину срезанную шапку улана; из-под колпака выбивались густые седые волосы и налезали на брови, затеняя большие, живые и умные глаза навыкате, выражение которых так быстро менялось, что было даже трудно разглядеть, зеленые они или серые, голубые или черные. У него был крупный нос, толстые губы, белоснежные зубы и смуглая кожа.

Это был человек невысокого роста, великолепного сложения; у него были тонкие запястья, изящные ноги, можно было также заметить, что руки у него маленькие и нежные, правда, бронзового оттенка, как у ремесленников, привыкших иметь дело с железом.

Однако, подняв взгляд от его запястья до локтя, а от локтя до того места на предплечье, где из-под засученного рукава вырисовывались мощные мускулы, можно было заметить, что кожа на них была нежной, тонкой, почти аристократической.

Он стоял в дверях кабачка у Севрского моста, а рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, находилось двуствольное ружье, богато инкрустированное золотом; на его стволе можно было прочесть имя оружейника Леклера, входившего в моду в аристократической среде парижских охотников.

Возможно, нас спросят, как такое дорогое оружие оказалось в руках простого мастерового. На это мы можем ответить так: в дни восстания, — а нам, слава Богу, довелось явиться их свидетелями, — самое дорогое оружие не всегда оказывается в самых белых руках.

Этот человек около часу назад прибыл из Версаля и отлично знал, что там произошло, ибо на вопросы трактирщика, подавшего ему бутылку вина, к которой он даже не притронулся, он отвечал:

Что королева отправилась в Париж вместе с королем и дофином; Что они тронулись в путь около полудня; Что они, наконец, решились остановиться во дворце Тюильри и, значит, в будущем в Париже больше не будет перебоев с хлебом, так как теперь здесь поселятся и Булочник, и его жена, и их Подмастерье; И что сам он ждет, когда проследует кортеж.

Это последнее утверждение могло быть верным, однако нетрудно было заметить, что взгляд ремесленника с большим любопытством поворачивался в сторону Парижа, нежели в сторону Версаля; это обстоятельство позволяло предположить, что он не считал себя обязанным давать подробный отчет достойному трактирщику, задавшему этот вопрос.

Впрочем, спустя несколько минут его внимание было вознаграждено: в конце улицы показался человек, одетый почти так же, как он сам, и, по-видимому, занимавшийся сходным ремеслом.

Человек этот шагал тяжело, как путник, за плечами которого долгая дорога.