— Кто тебе рассказал эти басни? — пренебрежительно спросил Фонтане.
— Кто? Да ты сам, весенним утром, в Люксембургском саду.
Но Фонтане искренним тоном ответил, что мне это приснилось и что он не способен на такие глупости. Я больше не спорил. Философское сомнение, которое так смущало мою душу, никогда не закрадывалось в душу Фонтане.
Уходя, он протянул мне руку. Это был превосходный товарищ.
Прошло несколько месяцев. Однажды весенним утром, когда я работал за письменным столом, пол страшно затрещал; я обернулся, и мне показалось, что вошел медведь. В моей комнате стоял Планшонне. Он меня поразил. Я все‑таки не думал, что он такой огромный и дикий. В нем появилась некоторая элегантность; шляпа была надета набекрень, в зубах торчала сигара, пальцами — да еще какими! — он вертел легкую тросточку.
Мы позавтракали вместе.
— Госпожа Планшонне, — сказал он за десертом, — на днях подарила мне шестого ребенка. Прошу вас быть его крестным. Празднества по случаю крещения состоятся в Реймсе и будут продолжаться неделю.
— В Реймсе?
— Я редактирую в Реймсе правительственный листок.
Тут он заговорил о «моем крестнике». Мальчик родился с одним зубом, это огромный, великолепный ребенок.
Мы пошли погулять по авеню Елисейских полей. Деревья уже зеленели; мелькали светлые наряды. В веренице экипажей, которые катили к Триумфальной арке, я заметил прекрасную коляску; в глубине ее, подобно льву, раскинулся во всей своей славе г — н Веле. Уже издали можно было любоваться его почтенным носом и величественной бородой. Покровитель сильных, он посылал проезжающим в ландо и тильбюри модным финансистам улыбки, в которых так пленительно растворялась его гордость.
Я имел несчастье указать на него моему спутнику. Внезапно Планшонне оставил мою руку и бросился вслед за коляской, размахивая тростью и крича:
— Приставная борода, вор, прохвост! Я тебе устроил выборы, а ты мне не заплатил! Я сломаю трость о твою морду!
К счастью, коляска быстро укатила.
