Грации солнца. Приманка для зверя - [19]

II

   Маниус вышел из укрытия, распоров тунику о ветви ивы. Резкие движения юноши выдавали нервозность. "Они что, в статуи превратились?" -- спросил себя юноша, предпочтя не вмешиваться. Априки по-прежнему стояли неподвижно и смотрели друг на друга, добавляя раздражения. "Что мне теперь делать?" -- подумал ромей и замер сам, не найдя адекватного ответа. Поток времени не успел пронести и горсти песчинок, как незнакомая априка двинулась и посмотрела на изгнанника. Резкий взгляд из-под капюшона заставил юношу вздрогнуть.

   -- Привет, Эксул! -- сказала Анэ по-ромейски. Меццо-спорано звучало громко и торжественно.

   -- Привет, Эксул, -- громкое эхо поддержало старейшую. Примус сначала опешил, затем крикнул:

   -- Я Маниус!

   Старейшая заглянула в сверкающие глаза изгнанника и продолжила:

   -- Йоко молода. Ей, может быть, не трудно звать тебя Маниус, Примус или как ты там хочешь...

   -- Это имя у меня с рождения! -- не выдержал отверженный.

   -- ...но я живу слишком долго, чтобы менять привычки, Эксул.

   -- Маниус! -- повторил отверженный. "Откуда она всё про меня знает!? Ей Йоко рассказала? Но когда!?" -- непрошеная мысль остановила гнев. Изгнанник продолжил смотреть на Анэ в недоумении.

   -- Ха, -- выдохнула древняя. Она несколькими плавными движениями положила боцьен на землю и сбросила плащ. Строгий взор старейшей обратился на ромея, заставив его попятиться.

   Априка напротив одеждой и телом походила на Йоко, если не принимать во внимание блестящую наручь на правом предплечье. Маниус неосознанно бросил быстрый взгляд на спутницу и сравнил: Анэ чуть выше, спокойнее, увереннее, красивее. Но было что-то неуловимое в глазах, где золотистые лучи, рождаясь из зрачков, прорезали радужку цвета сосновой иглы; в прекрасном лишённом налёта старости лице, украшенном аккуратным носом, прямыми, строго сведёнными к глазницам бровями и полными губами, гармонировавшими с выпуклой грудью; в высоком лбу, открытом убранными за спину отливающими медью волосами; в спокойной твёрдой стойке, казавшейся юноше непоколебимой. Было что-то непостижимое во всём её естестве, заставлявшее тело трепетать, а разум восхищаться.

   -- Не знаю, говорила ли тебе Йоко, но у априк принято изображать имена на лбу. К примеру, я -- Анэ, -- старейшая коснулась повязки пальцем, -- а у тебя под повязкой красуется буква "Е" с чёрточкой, что значит "Эксул", -- Пресветлая сделала паузу. -- Раз уж так тебя нарекли сородичи, то будь добр не кричать на меня. Тем более, я старше вас, даже если сложить ваши дни несколько раз.

   -- Простите, -- извинился юноша, склонив голову.

   -- Зачем ты так? -- вмешалась Темноокая. Дева использовала родной язык.

   -- Твоему другу стоит привыкнуть к своему положению, дитя: назад ему всё равно пути нет, -- пояснила Анэ. Йоко сверкнула глазами, выражая неуверенность. "О чём они?" -- подумал ромей.

   -- Вы будете охотиться со мной, так что обойдёмся без ссор, хорошо? -- нежным голосом попросила Анэ, перейдя на ромейский. Тысячелетние губы улыбнулись юноше.

   -- Х... хорошо, -- ответил отверженный, вопросительно глядя на Йоко. Чёрно-зелёные глаза выразительно блеснули, подтвердив слова древней.

   -- Будь другом, вытащи копьё. Оно застряло вон в том мыйо, -- априка указала пальцем в сторону монстра.

   -- Сейчас.

   Примус быстрым шагом направился к зверю.

   -- Знакомство удалось, -- прокомментировала Анэ.

   -- Ты могла бы быть помягче с ним, -- упрекнула Темноокая.

   -- Не могла, -- отрезала Пресветлая и склонилась к боцьену.

   Копьё никак не хотело выходить из черепа мыйо, цепляясь за пробитую кость. Изгнанник наступил на голову монстра ногой и потянул изо всех сил. Когда копьё, наконец, освободилось, юноша едва не потерял равновесие. "Прямо как дротик, только не гнётся. И древко сплошь металлическое, но и не тяжёлое", -- думал ремесленник, вертя оружие в руке. Глаза разглядывали мёртвого врага; тело наполнялось лёгкостью.

   -- Эй! Эксул! Кидай копьё сюда! -- крикнула подошедшая Анэ. Маниус рефлекторно бросил копьё старейшей, продолжая разглядывать угольно-серую шкуру мыйо. Любопытство побудило изгнанника пощупать её, и юноша медленно нагибался, пока рука не коснулась холодных, будто металлических, волосков.

   -- Замараться хочешь?! -- прикрикнула Йоко. -- Прекрати немедленно!

   Изгнанник одёрнул руку.

   -- Зачем ты так? -- спросила Анэ по--априкски. Йоко поперхнулась собственной фразой; глаза юной девы загорелись раздражением.

   -- Посмотри на пальцы, Эксул, -- сказала древняя по-ромейски. Изгнанник увидел влажное выделение пепельного цвета, проявившее рисунок отпечатков.

   -- Эта дрянь не отмывается, -- информировала старейшая. -- Иногда априки мажутся ею, чтобы мыйо чуял своего: так проще охотиться, особенно по ночам.

   -- Правда!? -- воскликнула дева.

   -- Я не лгу, -- ответила Анэ. -- Я сама мазалась ею. Потом кожа ужасно чешется.

   От слов старейшей по телу Йоко прошла дрожь. Ромей достал тряпку и потёр пальцы. Вещество не стёрлось.

   -- Оно не ядовито, -- обнадёжила древняя, -- ничего страшного.