Грабители - [29]

— Готов, — удовлетворенно буркнул Обрубок. — Конец тебе, птенчик.

Я уперся плечами в одну стену, ногами в противоположную и полез вверх, как трубочист. Обрубок подскочил и взмахнул рукой, попытавшись схватить меня. Он даже коснулся моей пятки. Я уже был в шести футах над ним и радостно засмеялся, но тут же с ужасом увидел, что Обрубок раскинул свои здоровенные ручищи, уперся ими в стены и полез вверх быстрее меня. Он пыхтел, передвигая руки на дюйм за один раз, болтаясь в воздухе, как какое-то гигантское фантастическое насекомое. Под его пальцами отлетала штукатурка и падала на ступени. Я достиг крыши лишь на мгновение раньше, чем он.

Его руки схватились за карниз, рывок — и он подтянулся, ухмыляясь зловещей гримасой.

Я повернулся и побежал к северу, через пивоварню, через таверну. Он несся сзади, как обезьяна, раскачиваясь на руках и обрубках. Мы прыгали с крыши на крышу, по крутым черепицам, мимо дымовых труб, вентиляционных каналов, в которых свистел и завывал ветер.

И все время я слышал сзади пыхтение и сопение этой чудовищной машины для убийства.

И вдруг подо мной оказалась последняя крыша, последний карниз, над бездной, обрывавшейся вниз, на землю.

С хрипом и руганью Обрубок грохнулся на крышу. Он остановился, его тело тряслось. Потом он медленно направился ко мне, продвигаясь по гребню кровли. В тенях и на ветру он выглядел как ожившая химера.

Крыша спадала в одну сторону — к гавани, в другую — на улицу, где выступающие верхние этажи уменьшали расстояние между зданиями до шести футов. Обрубок неторопливо приближался.

— Ну, вот ты у меня сейчас получишь...— бубнил он противным, скрипучим голосом.— Хорошую трепку ты у меня сейчас получишь... Маменькин сынок.

Я опять понесся по крыше, набирая скорость, чувствуя ветер и соленый воздух, взвился в воздух. Внизу мелькнула мостовая, звуки замерли... И вот я грохнулся на крышу, перелетев через улицу, на ржавую жесть, и вскарабкался на гребень. Следом, проделав тот же путь, грохнулся Обрубок. Но я уже развернулся и понесся вниз, обратно, и преодолел тот же разрыв во второй раз.

Он клял меня на чем свет стоит. Он сидел напротив, колотил кулаком по металлу и ругался. Но я уже бежал назад по направлению к проходу у пивоварни. Я был уверен, что найду там Мэри и пони.

Я снова карабкался вверх и вниз, проделывая обратный путь по тем же крышам. Каждый раз, когда я выходил на гребень кровли, ледяной ветер вонзался в меня, как множество ножей. Укрывшись за трубой, я передохнул, вглядываясь в даль, тяжело дыша, крепко обнимая кирпичную кладку. Небо было достаточно ярким, чтобы рассмотреть даже мелкие детали, трещины в кровлях, но безногого я нигде не обнаружил.

Я увел его дальше, чем ожидал. Крышам, казалось, не будет конца. Я пробирался, время от времени оглядываясь, усталый, едва дыша, и оказался наконец на таверне, перед проходом к воде. Ветер выл вокруг, но в момент затишья я вдруг услышал хриплое дыхание.

Безногий оказался рядом.

12 КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ

С криком махнул Обрубок на крышу таверны. Его рука схватила мою лодыжку, и я упал и перекатился через край. Я ожидал, что сейчас вокруг меня сомкнётся холодная вода, тьма поглотит мое тело, но вместо этого грохнулся на крышу пивоварни, находившуюся лишь ярдом ниже. И Обрубок растянулся там же.

Он крепко схватил мои ноги, потом руки, мы покатились вместе, пока наконец я не замер на спине с висящей над проходом головой. Его рука вцепилась мне в шею. Я пытался освободиться, но ничего не получалось. Я пыхтел, хватая ртом воздух, а безногий поднялся, чтобы лечь на меня всем весом. Тут его нос вдруг исчез. Только что он нависал надо мной, острый, как клюв, и вдруг на его месте появилась черная дыра. И в тот же момент я услышал пистолетный выстрел.

Обрубок разинул рот, руки его взметнулись к лицу, раздался еще один выстрел. Тяжесть с меня свалилась, туша безногого рухнула назад, покатилась к краю и упала вниз. Вода, казалось, расступилась, чтобы втащить его вглубь пенными пальцами. Он не вынырнул. Войдя в воду, тело Обрубка исчезло.

Внизу стояли двое. Они спустились к последней ступеньке. Мэри прижимала кулаки ко рту. Рядом с ней, накрытый своей громадной шляпой, в черной сутане, держа в каждой руке по пистолету, стоял пастор Твид.

— У этого человека вместо сердца был камень,— произнес он торжественно.

Пастор опустил пистолеты в бездонные карманы своего одеяния и помог мне слезть с крыши. Он ощупывал меня своими длинными пальцами.

— Ты не ранен?

— Чуть-чуть, — сказал я, потирая шею. Он мягко отстранил мои руки.

— Это пройдет. Синяки заживут раньше, чем воспоминания.

— Вы спасли мне жизнь,— сказал я.

— За это надо благодарить Мэри. Она подняла тревогу и привела меня. — Он приподнял шляпу, и я обнаружил, что он улыбается.— Прибыли мы, надо признать, в судьбоносный момент.

Я посмотрел на Мэри, пытаясь догадаться, что она сказала пастору. Знал ли он все об Обрубке и об отце?

Мы вместе выбрались на улицу. Сутана пастора развевалась на ветру.

— Есть у тебя на душе что-нибудь, что бы ты хотел мне сказать?

Я промолчал. Мне, правда, очень хотелось узнать, где это пастор научился стрелять как снайпер. Но об этом лучше было не спрашивать, как и ни о чем другом.