Говорим правильно по смыслу или по форме? - [16]

Не будем, однако, забывать, что гламур – это не только красивое, но исключительно бытовое и внешнее. Русская и советская культура всегда оценивали оба эти параметра резко отрицательно. Особенно активен в этом отношении был Владимир Маяковский: «Страшнее Врангеля обывательский быт. Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит». В советское время активно романтизировался неустроенный, аскетический быт у костра, в землянках, палатках, общежитиях. Эта бытовая бедность и непритязательность непременно соединялась с высокими и благородными делами: защитой от врагов, грандиозными стройками, освоением новых земель. А гламур оставался только в ставших музеями дворцах царей и их вельмож, а также в комиссионных магазинах антиквариата.

А вот в современной жизни гламура и особенно внимания к нему со стороны средств массовой информации стало много. Появились даже специальные периодические издания, содержанием которых является исключительно гламур. И все это, наверное, неплохо. Плохо то, что гламур начал занимать в нашей жизни (и в масс-медиа – как в своеобразном зеркале этой жизни) слишком большое место. Он явно теснит, например, содержание так называемых «толстых» литературно-художественных журналов, научно-популярную литературу. Причем это происходит не только на книжном рынке, но и в повседневности. Случайно подслушанные разговоры в транспорте, на улице, в парке поражают тем, сколь часто их темами являются одежда, переоборудование квартир, покупка различных предметов. Причем мужчины, в том числе и молодые, не отстают в этом отношении от женщин.

Не будем винить Славу Зайцева и Сергея Зверева, занявших на нашем телевидении столько места, сколько не снилось ни Юрию Михайловичу Лотману, ни Владимиру Яковлевичу Лакшину. Право, наши модельеры и визажисты не виноваты в том, что в отношении иных аспектов жизни их современников ощущается мыслительная и личностная пустота или, по крайней мере, весьма слабая активность.

Новизна с последствиями

Инновация – это не всякое новшество или нововведение, а только такое, которое серьезно повышает эффективность действующей системы.

Французское innovation восходит к латинскому innovatio (обновление, перемена). Еще в 80-е годы прошлого века абстрактного слова инновация не было в словарях русского литературного языка. А вот в «Толковом словаре иноязычных слов» Леонида Крысина, вышедшем в 2006 году, который Александр Солженицын назвал «превосходным, крайне необходимым, в уровень с эпохой», инновация толкуется как нововведение, новшество. Под словом нововведение словарь Ожегова – Шведовой понимает «новое правило, вновь установленный порядок», а под новшеством – «новое явление, новый обычай, новый метод, изобретение».

Спрашивается, не является ли инновация одним из ненужных заимствований, дублирующих уже имеющиеся в русском языке собственные слова? Давайте разберемся. Дело в том, что нередко заимствованное слово обозначает не то же самое, что близкое ему по значению исконное слово. Например, киллер – не просто «убийца», но «тайный, наемный». А то, что он «тайный», в свою очередь отличает его от значения слова палач. Или взять имидж: это, конечно же, «образ», но не любой, а «специально создаваемый».

Подобную картину мы наблюдаем и в противопоставлении новшество, нововведение – инновация. Перестановка мебели или замена портретов в кабинете – это, разумеется, новшество. А регистрация времени прихода и ухода сотрудников, если ее раньше не было, – конечно же, нововведение. Однако ни то, ни другое инновациями назвать нельзя, поскольку эти изменения не приводят к крупным, серьезным системным последствиям. А инновация же предполагает именно такие последствия.

Русский язык различает и многие другие феномены в зависимости от их размера: неприятность – беда – горе – трагедия, способный – талантливый – гениальный, грусть – печаль – тоска, улыбаться – смеяться – хохотать и пр. Для выражения различий «по размеру» мы используем слова большой и маленький, немного и очень и т. п., а также специальные суффиксы и префиксы. Например, домик – дом – домина, ручка – рука – ручища, толстоватый – толстый – толстенный, скучноватый – скучный – прескучный, открыть – приоткрыть, надломить – ломать – разломить и т. п.

Древний индоевропейский корень nov, сохранившийся в латинском, французском и русском языках, обозначает такой признак, который ранее не существовал, а теперь появился. При этом в русском языке новый обычно имеет положительную оценку. Во многих городах нашей страны есть даже улицы Новаторов, названные так в честь «активных приверженцев нового». Однако подобное безоговорочное отождествление нового с «хорошим» не всегда обоснованно. Ведь, как известно, хорошо платье новое, а друг – старый. Последнее, например, справедливо и по отношению к вину, многим предметам искусства, историческим находкам и т. д. В словах новшество и нововведение такой положительной оценки нет, а в слове инновация она есть. В русском языке немало и других слов, противопоставляющих различные оценки одного и того же: помощник – сподвижник – приспешник, стабильность – застой, щедрый – расточительный