Говори со мной по-итальянски - [26]

Маркуса, и Дейла. Я не уверена, готова ли я к этому. Но ужасно не хочу, что бы папа получал от них деньги. Блэнкеншип… Это фамилия как зараза! Вирус. Невероятно, как моя жизнь в одночасье снова изменилась!

— Я весь в своих раздумьях, — с набитым ртом делится отец, возле уха помахав ладонью, растопырив пальцы.

Он запивает чаем еду, тщательно все пережевывая. Его лицо буквально светится. Он так рад. Так рад!

— Папа…

— Подожди, милая, не перебивай… Дорогая, ты не представляешь. Я так ждал, когда настанет утро, что бы все тебе сказать, что даже забыл поздороваться.

Произнеся это, отец встает со своего места, обходит стол и дарит мне теплый поцелуй, прикоснувшись горячими от напитка губами к щеке.

— Папа, я знаю, что ты получил работу. Ты ездил на собеседование и ничего мне не сказал?

— На много собеседований, дочка. Очень много, — говорит он, отдаваясь целиком и полностью своему настроению. — Я все не хотел расстраивать тебя, поэтому молчал об отказах. Но вчера в курьерской фирме, которая открылась в Риме всего-то каких-то четыре года назад, одобрили мою кандидатуру. Ты можешь себе представить! Все от меня отворачивались, а они — нет.

Я кладу вилку на полную еды тарелку и сцепляю пальцы в замок, положив локти на стол. Возможно, так я дам ему понять, что настроена серьезно и вовсе не радушно.

— Ты знаешь, кто эту фирму основал? — Мой тон остается холодным.

Папа, словно ничего и не замечает. Он продолжает есть, глядя то вниз, то на меня. — Пока я ждал своей очереди, то прочитал информацию на буклетах. Их там несколько основателей, — пожав плечами, сообщает мужчина. — Они из Англии к нам приехали, дочка.

Несколько основателей… Может, родители друзей Лукаса тоже в деле, иначе как объяснить их переезд в Италию?

— Да, и ты хочешь на них работать?

Папа поднимает голову, смакуя медленно яичницу во рту. Он задумывается на мгновение, но через секунду вновь глядит в тарелку, цепляя на вилку сыр и овощи.

— Не вижу в этом проблемы. Неужели ты имеешь что-то против британцев, Ева?

Все это он говорит чуть-чуть неразборчиво, поглощенный своим завтраком. Отхлебнув горячего напитка, наконец, он устремляет взгляд карих глаз на меня.

— Мм? Я не замечал в тебе…

— Папа, я не националистка! — пресекаю его неверные догадки насчет меня на корню. — Нет, ты же знаешь, что нет. Просто…

— Просто — что? Тебе же нравится английский язык, а после окончания колледжа, сама говорила, что, возможно, поедешь работать в Лондон на некоторое время, чтобы набраться опыта.

Люди приезжают сюда из других стран, строят свои предприятия и предоставляют таким, как я, рабочие места, — интонация его голоса, как ни странно, суровая. Становится ясно — возражений с моей стороны он принимать не намерен. –

Я в этом ничего плохого не вижу.

Не отводя от меня глаз, он пьет свой чай, придерживая кружку обеими руками. Хватит ли мне сил принять его выбор?

— Это была хорошая вакансия.

Только теперь я понимаю, что даже не спросила отца о должности, которую он получил.

— И уже занята мною. Я им не откажу.

Мне нравится, какую уверенность в себе приобрел вдруг папа. В смысле, такое в нем наблюдается лишь тогда, когда он получает то, что хочет. Когда верит в свою профессию и в то, что она может быть полезной. Я, наверное, выглядела очень по-детски. Свою драму вплела в его жизнь, зная, как сильно отец не любит сидеть без дела. Это его шанс. Имею ли я права выступать против?

Никакого.

Еще пару минут осмыслив все в голове, я киваю ему, твердо убежденная, что смогу себя побороть. Отставить на потом слезы и горечь от пережитого. Плевать на собственную трагедию. Я же сама себя просила отпустить данный факт своей биографии. Так почему не получается? Мне нужно это. И вот появился отличный повод сделать реальностью свое желание — выбросить прошлое в мусорный ящик. Никто больше не сможет мне навредить, а Лукас и его компания даже не подозревают, что я и та девушка у забора — это один человек. Я буду жить так, словно ничего не было.

Ничего не было.

К счастью или к сожалению, папа быстро переводит наш напряженный разговор на другую тему. Он опять становится расслабленным, добрым. Самим собой. Говорит со мной о всякой ерунде, приключившейся в нашем районе на днях. Я заставляю себя смеяться, когда того требует момент. Заставляю себя съесть все до единой крошки, ведь папа готовил с любовью. Принуждаю себя даже на миг больше не задумываться о том, как мне было больно, и как я справлялась с этим одна, потому что все прошло. Когда я снова встречу одного из троих парней, мое сердце больше не будет биться так, словно выпрыгнет через горло. Возьму его под контроль.

Нужно усилить физические нагрузки, что бы мышечная боль затмила душевную, что бы она забрала у меня все страдания.

Я себе обещаю, что буду стойкой и храброй. Ведь они, без сомнения, разбавили в выпитом алкоголе испуганную пятнадцатилетнюю девчонку. Почему же спустя пять лет именно я обязана нести в себе последствия того случая?

Хватит. Это закалило меня, и я стану отныне гордиться за работу над собой, но не оплакивать грустного, натерпевшегося от гнусных англичан, подростка.