Готовность номер один - [97]

Испытания машины проходили в сжатые сроки и довольно трудно.

Испытывали новый вертолет Бровцев и Борошенко. Они обнаружили в конструкции много различных дефектов. На аэродроме работала группа заводских рабочих. Заменят нужную деталь, и вертолет снова в воздухе на испытаниях.

Эта машина, похожая внешне на вагон электропоезда с маленькими окнами, имела много вибраций, что создавало дополнительные трудности в работе испытателей. Однажды чуть не дошло до трагедии. Вибрация нарушила регулировку системы управления. Вертолет на высоте восемьсот метров вошел в крен, из которого его никак не могли вывести. Не дало ничего и изменение режима работы двигателя. Вертолет из крена не выходил. И лишь у самой земли опытному испытателю Сергею Броцеву как-то удалось без аварии посадить вертолет.

А вскоре конструкторы вместе с испытателями устранили конструктивные недостатки, и вертолет получил "добро", как часто говорят лётчики.

Возвращается как-то с очередного испытания вертолета МИ-1 мой бывший инструктор со штурманом.

— Еле пришли, — говорит он. — Сильный ветер. Пришлось в нарушение инструкции лететь. А так бы загорали где-нибудь без горючего.

— Как же так?

— А очень просто. Крейсерская скорость, на которой меньше всего расходуется топлива на маршрут, составляет сто пятьдесят километров в час. Встречный ветер был со скоростью сто километров в час. Плелись, плелись мы навстречу ветру "но инструкции", как сытая каракатица. А потом плюнули на инструкцию и дали полный газ. Зато теперь дома… Не то в инструкции написано: рассчитана она на безветрие. А как быть, когда ветер? На какой скорости лететь, чтобы выгодно было и по ветру, и против ветра? Понял, академик?.

"Лишь всего-то три года прошло, как сдавал экзамен по динамике полёта, а уже основательно подзабыл, как учитывать ветер в определении скорости полёта на максимальную дальность", — подумал я и вспомнил Игоря. Когда после академии пришел на испытательный аэродром, он мне сказал:

— Знания, если их не применяют, улетучиваются из головы, как эфир из открытой колбы.

В тот же вечер сажусь за книги. Тут же восстанавливаю забытое, соображаю, как можно решить этот вопрос. Но требуется время. Нужно построить несколько кривых, так сказать, пересчитать данные режима полёта на условия ветра.

Посидел несколько вечеров, посчитал. Случайно разговорился с одним инженером. Он, оказывается, испытывал самолёты на дальность полёта.

— Принесу экспериментальный альбом, — говорят он. — Посмотри, может пригодится.

— Давай. Есть некоторые теоретические соображения. Любопытно сопоставить их с экспериментом.

Сопоставил теорию с экспериментом, в результате получилась первая научная статья. Называлась она:

"Учет влияния ветра на режим максимальной дальности" — и была несколько позже опубликована в "Вестнике воздушного флота".

Вновь не дает покоя мечта о научной работе. Мечта, зародившая ещё во времена дружбы с Николаем Семериковым, мечта, укреплявшаяся в спорах и беседах с Катей. Мечта, зревшая под влиянием профессоров академии и окончательно выкристаллизовавшаяся здесь, после практики. И когда передо мной возник вопрос; или остаться лётчиком-испытателем, или быть научным работником, то вдруг почувствовал, что даже при прежнем огромном желании летать я уже не могу отказать себе в творчестве, в научной работе. Инженер все-таки пересилил во мне лётчика-испытателя. И я никогда впоследствии не жалел об этом, познав муки и радости творческого инженерного поиска. А адъюнктура, которую мне предлагали сразу после окончания академии, ещё больше меня убедила в этом.

— Мы — испытатели конкретной новой авиатехники, — сказала мне Ольга Николаевна Ямщикова. — А у вас, конечно, впереди более интересная работа и жизнь для науки. А потом нас лимитируют здоровье и возраст. А в науке этого предела практически не существует совершенно…

Посоветовался дома с Катей. Она к тому времени уже стала преподавателем в МГУ. И поехал "на разведку" в академию.

Встретил там случайно Болотникова, бывшего лётчика, доктора технических наук, автора известной книги "Динамика полёта".

— Ты чего здесь?!

— Хочу поступать в адъюнктуру…

— И ты тоже "отравлен наукой?

В академии выяснил, что в принципе поступить в адъюнктуру можно, но надо сдавать конкурсные экзамены. Это последнее обстоятельство окончательно утвердило меня в принятом решении. Если за год работы испытателем основательно подзабыл теорию, то что же будет после нескольких лет?.

Получил разрешение на сдачу экзаменов. На кафедре динамики полёта было три кандидата на одно место адъюнкта. Дмитрий Егорович Жуков и Борис Алексеевич Алексеев были для меня серьезными конкурентами. Оба в этом же году окончили академию, поступали в адъюнктуру со свежими знаниями. Вместе мы готовились и вместе сдавали экзамен. Все трое получили высшие оценки и по рекомендации Бориса Тимофеевича Горощенко были приняты в адъюнктуру.

Адъюнктура

На кафедре динамики полёта было три профессора: Б. Т. Горощенко, Я. М. Курицкес и В. С. Пышнов.

Кто из них будет моим научным руководителем? Выбор от адъюнкта не зависел: кому тебя дадут или кто тебя возьмет.