Готовность номер один - [59]

Сели на своей территории. Рядом с КП стрелковой дивизии.

— Хорошо, что справа от дороги сели, — говорит дежурный лейтенант. — Там уже разминировано… А слева ещё мины.

Это была моя пятая по счету и последняя за войну вынужденная посадка на подбитом самолёте.

Воздушный стрелок Степан Иванович Пластунов смотрит на меня, радостно улыбается. Доволен, что все обошлось благополучно.

Лейтенант говорит:

— К самолёту поставим охрану. А для вас транспорт вряд ли найдется…

— Разберемся сами, — говорю ему. — Только прошу позвонить в полк. Позывной "Резеда".

Лейтенант кивает:

— Обязательно дадим знать.

В свой полк мы в тот же день не добрались. Прибыли только на третий день. Там нас ждала новость: Иван Карабут переведен в соседний 7-й гвардейский полк нашей дивизии. Командиром второй эскадрильи назначен старший лейтенант Прохоров.

Мы попрощались с нашим боевым другом, соратником и учителем капитаном Карабутом, отметили повышение в должности Жени, а заодно и мой 101-й боевой вылет. Посидели часик-другой в столовой. Выпили понемногу вина. Вволю напелись песен под аккомпанемент баяна Николая Есауленко.

— Ещё раз поздравляю тебя, Гриша! — сказал мне капитан Лещинер, когда мы расходились по домам. — Хоть и с перебором…

— В нашем военном деле для верности лучше перебрать, — заметил майор Провоторов, — чем недобрать…

В первых числах октября 1943 года Таманский берег был полностью очищен от немецко-фашистских захватчиков. В этот день нашей 230-й штурмовой авиационной дивизии было присвоено звание Кубанской.

Вспомнилась мне та старая седая учительница, "вечера у камина", лермонтовский "Герой нашего времени", "Тамань"… Теперь Тамань снова стала свободным советским городом. А земля таманская обильно полита солдатской кровью. И поэтому мне этот город кажется родней, ближе и краше любого другого города широкой и мудрой России.

А 15 октября того же года наш 210-й штурмовой авиационный полк был представлен к ордену Красного Знамени.

Таманский вечер

По случаю освобождения Таманского полуострова от немецко-фашистских захватчиков командир полка подполковник Галущенко решил провести вечер отдыха, который тут же окрестили Таманским.

Вызвал подполковник к себе командира батальона аэродромного обслуживания:

— Надо сообразить что-нибудь насчет ужина.

— Сьестного у нас маловато… — ответил тот, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Эх, вы…

Командир батальона на это не обиделся, зная, что в полку все очень уважительно, без особых придирок, относились к батальону аэродромного обслуживания.

— На нет и суда нет, — безобидно сказал командир полка. — Тогда придется совместить обед и ужин.

На том и порешили.

Нас с Женей Прохоровым, с которым мы вместе квартировали, оповестили заранее из штаба полка. С ними вместе пошёл и Тима Гуржий. Он был уже в дивизии, приезжал к нам редко, а тут как раз появился. Женя Прохоров Съязвил:

— Ну и нюх у тебя, Тима, как у борзой на зайца.

Иван Карабут, прибывший к нам уже как гость, понимающе заметил:

— Ему положено, он же теперь начальство…

По случаю вечера столовая торжественно убрана. Хотим сесть вместе со своими ребятами, а дежурный по полку говорит:

— Приказано провести вас сюда, — и указывает на стол, что стоял рядом с другими, как верхняя планка у буквы "П".

Прошли мы, сели. Там уже командир полка со своими заместителями и командиры других эскадрилий.

Подполковник Галущенко поздравил всех присутствующих на вечере с освобождением Таманского полуострова и передал слово своему заместителю по политчасти майору Кущу. Тот сказал короткую речь.

Все чокнулись и выпили за скорую победу над врагом.

Вечер по причине, описанной выше, продолжался не очень долго.

— Ну и вечер, — возмущался Женя Прохоров, — точно ради того, чтобы поставить галочку в формуляре…

— И галочка иногда тоже нужна, — успокаивал его Тима Гуржий, как представитель дивизии.

— Не знаю как галочка, — сказал свой слово Иван Карабут, — а вечер дело стоящее. Тильки горилки было малувато.

Николай Есауленко молчал. Ему было все равно: он как всегда был самый трезвый.

По дороге к дому поймали ежа. Женя Прохоров предложил:

— Подложим к Фиме под простыню…

У хозяйки дома узнали, что Фима Фишелевич, наш полковой врач, ушел по срочному вызову: должно быть, кто-то заболел.

Ежа выпустили в опавший вишневый сад.

Утром перед полётом спрашиваю воздушных стрелков эскадрильи:

— Как вечер?

Они переглядываются и молчат. Один из них, бывший подводник Борис Панов, говорит:

— Что вечер? Мы трезвые были…

Все стало ясно: за столом командного состава полка кормили и поили хоть ненамного, но лучше… Устроители вечера перестарались…

И здесь я понял, почему мой бывший командир эскадрильи капитан Кондратков всегда в подобных случаях, не взирая на косые взгляды начальства, садился вместе с лётчиками своей эскадрильи: в его присутствии устроители старались всех оделить по справедливости.

— От начальства подальше, — обычно отшучивался он, когда его пытались упрекнуть, — а к вину и закуске поближе…

Нам, молодым и неопытным, тогда было невдомек, а потом мы с Женей Прохоровым обычно говорили:

— Спасибо, мы со своими эскадрильями сядем…

И, уж конечно, следили за тем, чтобы не обносили ребят интенданты.