Готовность номер один - [28]

Нашим крайним звеньям в этот раз особенно повезло. Они проходят вдоль рядов вражеских самолётов и успевают поджечь каждый по одному, а то и по два "юнкерса". Я оказался в центре строя. И мне невольно пришлось пролетать не вдоль, а поперек линии стоянки вражеских самолётов. Проскочил не успев прицелиться. Стрельнул только в самый последний момент и, кажется неудачно. Вижу, как посредине аэродрома выруливает "хейнкель-111". "Ага, дубина, попался… Помню тебя ещё с Чадыр-Лунги… " Сбрасываю на него бомбы, взорвутся они позже… "Попал или мимо?" — вихрем проносится в сознании, и мгновенно приходит решение идти на второй заход.

Глубокий разворот влево. Сделать надо полный вираж на 360 градусов. Невольно хочется пришпорить, как коня, самолёт. Но неумолимые законы механики заставляют стоически выдержать двадцать три секунды виража, показавшиеся мне под дулами фашистских зенитных орудий целой вечностью.

Блеснула первая трасса "эрликонов". Треск в крыле. А я уже прицеливаюсь по самолёту продольной стоянки. До него ещё довольно далеко, но я уже бью… Внизу много самолётов, они все в зоне прицела. В какой — нибудь обязательно попадут мои снаряды. Но надо все же поточнее. Так, хорошо! Вижу разрывы в стыке крыла и фюзеляжа немецкого самолёта. Но не горит стерва. Жму на гашетки и не отпускаю, пока не проскакиваю цель. В последний момент успеваю заметить пламя. "Ага, все — таки загорелся! Хорошо!"

Пора домой. Отворачиваю вправо, курс 90 градусов, пониже… Смотрю на горизонт: где же наши? Одному всегда плохо. Велика опасность встречи с "мессершмитами"…

На горизонте заметил какие-то точки. Очевидно, это наши самолёты. Форсаж и мчусь вдогонку. Увлекся и проскочил главный ориентир — реку Донец, принял её за Луганку.

Самолётов своих не догнал и время не отметил. Понял, что заблудился. "Курс на север, говорю себе, выйду на Донец и по реке найду свой аэродром".

Делаю разворот влево.

Проходят три, пять, семь минут, а реки все нет. Показались меловые горы. Все ясно Донец остался позади. Беру курс 180 градусов. Глубокий овраг тянется на юг и вдали блеснула полоска реки.

Смотрю на карту. До аэродрома, кажется, лететь минут семь. Но, похоже не хватит горючего. Под самолётом — овраг. На всякий случай отворачиваю левее и лечу над полем.

И вдруг разом стихло… Кончилось горючее. Винт, слегка шипя, медленно вращается, как крылья мельницы. Мотор уже не работает. Высота 400 метров.

Легкий озноб. Машинально выпускаю шасси и сажусь на колеса в поле. И снова чудом мне повезло: произошло это в двух километрах от аэродрома соседнего полка.

"Вынужденная посадка вследствие потери ориентировки" — так это звучит официально.

В мой полк, конечно, тут же сообщили о случившемся. А самолёт отбуксировали на аэродром и заправили горючим.

Спрашиваю командира приютившего меня полка:

— Разрешите лететь?

— Долетишь?

— Смогу…

— Смотри, если опять потеряешь ориентировку, то не миновать гауптвахты…

На свой страх и риск он выпустил меня. Я благополучно прилетел на свой аэродром. Приземлился, заруливаю на стоянку. Техник самолёта Королев, мотористы и оружейники бегут навстречу, улыбаются, рады, конечно: вернулся целым и невредимым. Правда в крыле самолёта зияла большая пробоина. Все-таки там, за линией фронта, стреляют…

Доложил, как было капитану Васильеву.

— Почему оторвался от группы?

— Все стреляли по боковым стоянкам. А мне не повезло: пролетел над серединой аэродрома и не успел ничего сделать с одного захода.

— Ну и что?

— Пошел на второй заход. Думал догоню…

— Раз решено заходить на атаку один раз, значит, только один! Запомните на будущее!

Капитан Васильев кладет мне руку на плечо и по-дружески:

— Так, Гриша, убить могут… Ты, видно, в сорочке родился, что по счастливой случайности уцелел.

Это была третья по счету моя вынужденная посадка.

Утром следующего дня мы вторично ударили по вражескому аэродрому Артемовск. Опять на рассвете и опять зашли с юга. Отбомбились и отштурмовались удачно. А в третий раз капитан Васильев говорит:

— Фрицы нас ожидают с юга, а мы зайдем с севера. Остальное: все как и в прежние два вылета.

Решение комэска правильное. Тактика боя не терпит шаблона. Только мы не учли одного: высокие заводские трубы в северной части города. Пришлось подняться выше труб. Нас, конечно, сражу обнаружили вражеские зенитчики.

Мы ещё не вышли на цель, как уже появились трассы "эрликонов". Огонь был сосредоточен по самолёту ведущего.

Комэск быстрым маневром уходит из-под огня зенитки. Он у самой цели. И вдруг попадает в перекрестие нескольких огненных трасс. Его самолёт загорается от прямого попадания снарядов. Пламя сбить не возможно: мала высота. Выпрыгнуть с парашютом тоже нельзя, да ещё на чужой территории — это плен. И капитан Васильев направляет объятый пламенем штурмовик в гущу самолётов противника.

Я вижу слева внизу столб огня. Горящие обломки самолётов огненными клочьями катятся вдоль стоянки. Я был так поражен геройской гибелью своего командира, что упустил момент сбрасывания бомб.

Ошеломлённые товарищи тоже замешкались на мгновение. Они тоже видели, как, не колеблясь, отдал свою жизнь за Родину её отважный сын Вениамин Фёдорович Васильев, повторивший подвиг Гастелло.