ГоТМ. Книга вторая - [20]

Пасти Цербера запрокинулись, но вместо того, чтобы сойтись в синхронном вое, заставляющем сильнее вжаться в щели и укрытия все живое, одна из них засипела, а вторая захрипела, выкашливая сгусток крови вперемешку с выбитыми клыками. Псина сверкнула уцелевшими глазами на врага и двинулась боком, обходя гиганта стороной. Медлительный монолит топтался на месте, пока Цербер удалялся за спину.

– Быстрее! Быстрее! – сквозь зубы цедил Брут, ведя за псиной стволом бластера.

Оказавшись сбоку от громадины, Цербер мощным толчком оттолкнулся от поверхности и сиганул в направлении гиганта. Полотно тьмы пронзили голубые всполохи бластера Брута, за ними последовал ураганный огонь с минимака – бесстрашно стоя в проеме, Хродгейр поливал трехглавого сгустками, словно намереваясь превратить монстра в барбекю. Тот отчаянно взвыл от досады, обиды и злобы и вместо четко нацеленного удара, налетел на гиганта тупым тараном, чем дал тому фору. Каменной рукой схватив пса за косматый загривок, и одновременно развернувшись башкой к врагу, с силой прижал Цербера к грудной клетке, помогая второй разгрызенной рукой. Цербер принялся извиваться, взрывая воздух когтистыми лапами, вгрызался пастью в беззащитное плечо у самых ног Брута, пытающегося влезть по ошейнику на башку монолита. Гигант все не выпускал пса из цепких объятий, а тот вырывал шмат за шматом, вгрызаясь глубже в плечо, в надежде добраться до сустава или попросту разорвать вены, заставить тем самым истечь врага кровью. Так продолжалось минут пять, хотя Бруту и показалось, что прошла целая вечность. К концу этой вечности пес уже не вгрызался в плоть, а хрипел и слабо дергался. По пасти ручьем стекала кровь гиганта, уходя ниже и теряясь в волосяном покрове. Наконец зверь сдался, расслабив напрягаемые из последних сил жилы и по округе разнёсся треск ломающихся ребер и бульканье глоток. Пес забился в предсмертной агонии, дрыгая конечностями в смертельных объятиях, а после обмяк словно тряпичная кукла.

Гигант обессиленно разжал руки и тело рухнуло вниз, ударившись со шмяканьем о поверхность. Монолит устало вздымал грудь, но все же, найдя в себе силы издал раскатистый рев победы и воинственного предупреждения, наполненный болью, изнурением, злобой и облегчением. Развернулся и устало загромыхал к техническому зданию, а добравшись не стал идти в свое убежище, а попросту уселся на поверхность, опершись спиной о стену, недалеко от прожженной дыры в воротах. Опустил подбородок к груди, дыша надрывно, тяжело. Было ясно, что его дни сочтены, но возможно он окажется более удачлив и встретит последний утренний рассвет в своей великанской жизни.

Брут поглядел на опущенную голову и бледнеющий красноватый свет глазниц, и ему стало жаль исполина. Гигант, будто почувствовал блоху и обернулся, глядя, как показалось Бруту прямо на него. Но страха не было, а от великана не веяло угрозой. Он вглядывался в каменное лицо, пытаясь разглядеть в затухающем красном свете хоть намек на что-то человеческое, то, что смогло бы объяснить переживания гиганта и их искренность. И на секунду ему показалось, как будто он увидел сквозь чешуйчатый монолит, нечто «живое» в великане. Не просто биологического гипертрофированного монстра с заложенной программой вместо мозгов, а что-то по-настоящему живое, теплое, то самое, объединяющее всех живых существ. На миг ему показалось, будто он смотрит в глаза собаке или коту и видит…Совсем не то, что снаружи, не физиологическое строение, а нечто эфемерное, неуловимое и роднящее… «А, что, если он был такой же живой, как и я, как и мы, но программа в его голове не дает ему взглянуть на мир так, как он мог бы – по-настоящему? Уродливое создание рук человеческих страдало от его скаредности и мании величия», подумал Брут, дивясь столь нелепой мысли.

Гигант выдохнул струю воздуха так грустно, словно прощался со странным существом, разделившим его страдания и, отвернувшись, уныло упёрся подбородком в грудь. Сзади послышалось монотонное жужжание минимака, на башке гиганта показался мощный свет его прожекторов, а тенью на башке стоял человек.

– Прощай… Каменный. – Напоследок сказал Брут и последовал к зависшему у плеча минимаку.

Давай руку! – кричал Хродгейр, но слова до Брута долетали смазанными, смешанными звуками. Перед глазами поплыло и вместо того, чтобы вложить руку в лапу Хродгейра Брут промахнулся, валясь с ног. Хорошо, что теперь у него есть костюм, думал Брут, падая лицом на каменную твердь.

Следующие воспоминания были обрывочными: сильные руки, схватившие подмышки и куда-то втаскивающие, мелькание озабоченных знакомых лиц перед глазами. Вот белобрысый взлохмаченный Стив смотрит испуганно, рядом с ним матерое с аспидно-черными волосами до плеч, даже не лицо, а настоящая волчья морда Хродегера с косым шрамом, разделяющим лицо на две неравные части. Прямо перед носом мельтешила с редкой проседью залысина Феликса, а еще ближе черная, как ночь бабушка, рассказывающая ему любимую сказку про смелого паренька, который ради того, чтобы заполучить разрешение на руку и сердце дочери от злобного папаши, согласился пройти сотню красных секторов, но так и не добрался до ожидающей его Джульетты, сгинув бесследно где-то по дороге.