Готикана - [103]

— Да, я буду охранять ее. Теперь вы можете быть спокойны.

Ее мать посмотрела на Корвину, поднимая прядь ее волос.

— Ворон.

Корвина начала всхлипывать, и эмоции сдавили горло Вада, богатство связи и любви между ними было настолько ощутимо в палате, что он чувствовал, как оно пульсирует на его коже. Несмотря ни на что, Селеста Клемм любила свою дочь больше, чем кто-либо когда-либо любил своего ребенка.

— Я люблю тебя, мама, — задохнулась Корвина, обнимая мать за шею. — Я так сильно тебя люблю.

Селеста осторожно обняла дочь, ее фиолетовые глаза остановились на Ваде.

— Ворон, — повторила она, прежде чем ее глаза затуманились, и она ушла в себя.

Корвина наконец отпустила ее, вытирая щеки, и подошла к нему.

— Мы уезжаем, мама. Я скоро приеду к тебе.

Селеста оставалась в себе.

Вад подхватил Корвину на руки и вывел в коридор, за окном бушевала непогода.

— Думаешь, нам следует подождать, пока буря пройдет, прежде чем мы уедем? — спросила она, ее глаза слегка покраснели и опухли.

Вад притянул ее ближе.

— Несколько часов.

Она кивнула, ее губы дрожали, а сияющие фиолетовые глаза смотрели на него.

— Я не хочу тебя забывать, — прошептала она, вцепившись в его куртку. — Не хочу оставлять тебя одного, не так.

Любовь к этой девушке, этой хрупкой, маленькой девушке, которая коснулась его глазами и вдохнула магию в его мир, росла в нем, переполняя. Он прижался поцелуем к ее дрожащим губам, затем поцеловал ее милое колечко в носу, которое было одной из его любимых вещей, кусочком серебра на ней.

— Маленькая ведьма, — он нежно поцеловал ее. — Ты оставишь меня, когда корни роз на твоей могиле…

— Оставят корни роз на твоей, — закончила она, услышав это несколько раз в течение нескольких месяцев, глубоко вздохнув.

— Кто я? — спросил он, зная, что это всегда успокаивало ее, когда она пугалась.

— Мой дьявол, — пробормотала она.

— И?

— Мое безумие.

— И?

— Моя гора.

— Хорошая девочка, — он похвалил ее, зная, что она любит, и увидел, как вспыхнули ее щеки.

Она приподнялась на цыпочки, нежно целуя его своей сливовой помадой, заставляя его повеселеть. Он никогда не понимал ее очарования — каждый день подбирать губы к одежде, но ему нравилось пробовать их на вкус, и каждый был сюрпризом.

— Что мы теперь будем делать? — спросила она, ее фиолетовые глаза загипнотизировали.

В ее глазах было колдовство, и он был околдован, одурманен, изгнан.

— Жить, — ответил он, унося ее в мир, который совсем не был похож на тот, в который они влюбились.

ИЛИ НЕТ?

Корвина

— Смотри на меня, — приказал он ей, Корвина застонала, повернув голову, ловя его серебристый взгляд, когда он вошел в нее сзади, прижавшись спиной к ней на кровати, медленно двигаясь в ней ранним утром, прежде чем ему пришлось вывести на прогулку Графа, их двухлетнего хаски.

Они жили в своем зимнем доме в заснеженных горах, большом коттедже-особняке на земле, принадлежавшей семье Деверелл, недалеко от места, в которое они влюбились, хотя больше никогда там не бывали.

Прошло пять лет с той роковой ночи, пять лет с того Черного Бала. На прошлой неделе проходил еще один Черный Бал, и она узнала, что впервые за столетие никто не исчез. Возможно, кто-нибудь исчезнет в следующий раз. Возможно, и нет. Она не знала.

Вад увез ее оттуда и никогда не оглядывался назад, никогда не давал ей почувствовать, что он не лишился огромной части себя. Этот замок принадлежал ему, эта гора принадлежала ему, и хотя он все еще был активным членом Комитета и держал себя в курсе того, что происходило, он ни разу не затронул тему возвращения. Это был самый бескорыстный поступок, который кто-либо когда-либо мог сделать для нее, пожертвовать чем-то столь ценным так долго.

Корвина посмотрела на свою руку, лежащую на подушке, на кольца, которые теперь украшали ее палец, на прекрасный аметист, который он подарил ей много лет назад в руинах, под простым платиновым кольцом с выгравированным «никогда» внутри.

— С годовщиной, Миссис Клемм-Деверелл, — прошептал он ей, когда она сжалась вокруг него, ее тело было его инструментом, как и все эти годы.

— Мне нравится, когда ты так говоришь, — улыбнулась она, чувствуя его губы на своем плече.

— Да?

Она кивнула.

— У меня есть подарок для тебя, — сказал он ей, входя в нее медленно и глубоко, их тела были сонными и неторопливыми.

— Если это подарок внутри меня, я очень счастлива, — нахально улыбнулась она, услышав его мягкий смешок у своего уха.

— Это как-то связано с этим, — сказал он ей, переворачивая ее на спину и опускаясь сверху, когда она обвила его своими конечностями.

— Я отменил вазэктомию.

Корвина почувствовала, как ее глаза расширились, а тело замерло.

Они говорили о детях, и оба боялись, какие гены они передадут, если это того стоит. Им потребовалось много времени, чтобы понять, что они хотят иметь семью, большую семью, то, чего у них обоих никогда не было.

Корвина притянула его ближе, нежно целуя.

— Спасибо.

Их пушистый малыш лаял из-за двери, умоляя отца вывести его на улицу.

Корвина рассмеялась.

— Тебе лучше побыстрее покончить с этим, или он найдет твой ботинок, как в прошлый раз.

Это заставило его ускорить темп, ее смех затих, когда ощущения взяли верх, ее муж, с которым она прожила три года, доставлял ей удовольствие, как в дождливую ночь на темной горе.