Готическая архитектура и схоластика - [7]
(3) четкости и дедуктивной убедительности (достаточная взаимосвязь).
И все это вместе взятое должно было быть усилено литературными приемами, соответствующими идее simultudines (подобий), которая была предложена Фомой Аквинским: суггестивной терминологией, параллелизмом частей и рифмой. Эта обобщающая характеристика, конечно же, не может быть полностью применена к таким мыслителям, как Св. Бонавентура, подобно тому как обобщающая характеристика стиля Высокой Готики не совсем применима к такому памятнику, как Собор в Бурже. В обоих случаях перед нами существеннейшие исключения, в которых более ранние анти-Схоластические или, соответственно, анти-Готические традиции и направления развиваются в пределах Высокой Схоластики, или, соответственно, Высокой Готики.
Хорошо известным примером применения двух последних приемов — как для достижения художественного эффекта, так и для мнемонических целей (лучшего запоминания) — является афористически емкое высказывание Св. Бонавентуры в защиту религиозных образов, которые он объявляет допустимыми благодаря их простоте, благодаря их благотворному воздействию на чувства и благодаря легкости их запоминания (propter semplicum ruditatem, propter affectuum Tarditatem, propter memoriae labilitatem).
Мы принимаем как нечто само собою разумеющееся то, что ученые труды, такие, как докторские диссертации, работы, представляющие философские системы и т. п., организованы по определенной схеме с разделами, подразделами, которые сводимы в «оглавление» или резюме; при этом все части работы, обозначенные цифрами или буквами, находятся на одном логическом уровне, так что однотипное отношение подчинения достигается между, скажем, подразделом «а» раздела «I» главы «I» книги «I» и между, скажем, подразделом «б» раздела «5» главы «IV» книги «III». Однако такая схема систематического подразделения была совершенно не известна до прихода Схоластики. Классические труды античности, за исключением, возможно, лишь тех, которые состояли из безболезненно разделяемых частей, таких, например, как собрание коротких стихотворных произведений или трактатов по математике, были просто подразделены на книги. Когда мы хотим привести то, что мы называем «точной цитатой», не подозревая при этом, что следуем традиции Схоластики, мы должны либо указать страницу печатного издания, которое считается «авторитетным», либо применить схему, предложенную гуманистами Ренессанса, используя которую, мы должны, если мы, к примеру, цитируем пассаж из Витрувия, обозначить его как, скажем, «VII, 1, 3».
По всей видимости, лишь начиная с эпохи Раннего Средневековья «книги» стали разделять на пронумерованные «главы», порядок которых, однако, не предполагал и не отражал системы логического подчинения, и лишь только в XIII столетии великие трактаты были составлены в соответствии с общим планом изложения темы (secundum ordinem disciplinee) так, что читателя ведут, шаг за шагом, от одного утверждения к другому, и он все время находится в курсе того, как разворачивается процесс рассуждения. Целое разделено на partes (части), которые, в свою очередь, могут быть подразделены на меньшие partes; partes делятся на membra, quaestiones или distinctiones, а последние на articuli. В пределах articuli рассуждение разворачивается в соответствии с диалектической схемой, предполагающей дальнейшее подразделение, и почти каждая концепция разбита на два или более значения (intendi potest dupliciter, tripliciter, etc.) в соответствии с отношением к другим концепциям. С другой стороны, некоторое количество membra, quaestiones или distinctiones часто связываются вместе в одну группу. Прекрасным примером может служить первая из трех partes, составляющих «Сумму» Фомы Аквинского, которую можно назвать настоящей оргией как логики, так и Тринитаристского символизма.
Все это не значит, конечно, что Схоластики мыслили более упорядоченным или логическим образом, чем Платон или Аристотель; в действительности это означает лишь то, что Схоластики, в отличие от Платона или Аристотеля, сочли необходимым четко выявить упорядоченность и логику своей мысли; это также означает, что принцип manifestatio («выявления», «демонстрации»), который определял направление и размах их мысли, одновременно контролировал ее изложение и подчинял это изложение тому, что может быть названо ПОСТУЛАТОМ РАЗЪЯСНЕНИЯ РАДИ САМОГО РАЗЪЯСНЕНИЯ.
IV
Внутри самой Схоластики этот принцип привел не только к эксплицитному разворачиванию того, что, хотя и по необходимости, могло оставаться имплицитным, но также либо к введению, в некоторых случаях, того, что совсем не было необходимым, либо к игнорированию естественного порядка изложения материала в пользу искусственной симметрии. Уже в самом прологе «Суммы теологии» Фома Аквинский осуждает, намекая на своих предшественников, «умножение бесполезных вопросов, пунктов и подпунктов, и всяческих аргументов» и тенденцию представлять разбираемый предмет «не в соответствии с внутренним порядком самого предмета, а в соответствии с требованиями литературного изложения». Однако страсть к «разъяснению» проникла — что было естественным ввиду монополии Схоластики на образование — практически в каждый ум, занимающийся проблемами культуры, и вскоре превратилась в «умственную привычку» («духовное состояние»).
Редко — а фактически почти никогда — великие покровители искусств брались за написание ретроспективных обозрений своих замыслов и достижений. Люди деятельные, начиная от Цезаря и вплоть до сельских врачей недавних времен, описывали свою деятельность и свои свершения, полагая, что если эти свершения не будут ими должным образом описаны, они не останутся надолго в памяти потомков, несмотря на то, что вполне этого заслуживают. Люди, обладающие даром самовыражения, включая писателей, поэтов, живописцев и скульпторов, обращались (особенно после того, как художественная и литературная деятельность была возведена Ренессансом в ранг Высокого Искусства) к автобиографии и самотолкованию всякий раз, когда они опасались, что их произведения — эти, по самой своей сути, изолированные и выкристализованные проявления непрерывного творческого процесса — не смогут передать потомкам в обобщенном виде то, что они хотели в этих произведениях выразить.
Стоицизм, самая влиятельная философская школа в Римской империи, предлагает действенные способы укрепить характер перед вызовами современных реалий. Сенека, которого считают самым талантливым и гуманным автором в истории стоицизма, учит нас необходимости свободы и цели в жизни. Его самый объемный труд, более сотни «Нравственных писем к Луцилию», адресованных близкому другу, рассказывает о том, как научиться утраченному искусству дружбы и осознать истинную ее природу, как преодолеть гнев, как встречать горе, как превратить неудачи в возможности для развития, как жить в обществе, как быть искренним, как жить, не боясь смерти, как полной грудью ощущать любовь и благодарность и как обрести свободу, спокойствие и радость. В этой книге, права на перевод которой купили 14 стран, философ Дэвид Фиделер анализирует классические работы Сенеки, объясняя его идеи, но не упрощая их.
Какую форму может принять радикальная политика в то время, когда заброшены революционные проекты прошлого? В свете недавних восстаний против неолиберального капиталистического строя, Сол Ньюман утверждает, сейчас наш современный политический горизонт формирует пост анархизм. В этой книге Ньюман развивает оригинальную политическую теорию антиавторитарной политики, которая начинается, а не заканчивается анархией. Опираясь на ряд неортодоксальных мыслителей, включая Штирнера и Фуко, автор не только исследует текущие условия для радикальной политической мысли и действий, но и предлагает новые формы политики в стремлении к автономной жизни. По мере того, как обнажается нигилизм и пустота политического и экономического порядка, постанархизм предлагает нам подлинный освободительный потенциал.
Жизнь — это миф между прошлым мифом и будущим. Внутри мифа существует не только человек, но и окружающие его вещи, а также планеты, звезды, галактики и вся вселенная. Все мы находимся во вселенском мифе, созданным творцом. Человек благодаря своему разуму и воображению может творить собственные мифы, но многие из них плохо сочетаются с вселенским мифом. Дисгармоничными мифами насыщено все информационное пространство вокруг современного человека, в результате у людей накапливается множество проблем.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Люди странные? О да!А кто не согласен, пусть попробует объяснить что мы из себя представляем инопланетянам.
Основой этой книги является систематическая трактовка исторического перехода Запада от монархии к демократии. Ревизионистская по характеру, она описывает, почему монархия меньшее зло, чем демократия, но при этом находит недостатки в обоих. Ее методология аксиомативно-дедуктивная, она позволяет писателю выводить экономические и социологические теоремы, а затем применять их для интерпретации исторических событий. Неотразимая глава о временных предпочтениях объясняет процесс цивилизации как результат снижающихся ставок временного предпочтения и постройки структуры капитала, и объясняет, как взаимодействия между людьми могут снизить ставку временных предпочтений, проводя параллели с Рикардианским Законом об образовании связей. Сфокусировавшись на этом, автор интерпретирует разные исторические феномены, такие как рост уровня преступности, деградация стандартов морали и рост сверхгосударства.