Государыня - [14]

этом уставы греческого закона. Вернувшись из Литвы, Гусев получил от великого князя ещё одно важное поручение.

   — Умом тебя Господь наградил сверх меры, — сказал ему в тот час государь, — ведомы тебе греческие письмена, уставы великой Ольги, «Русская Правда» Ярослава Мудрого. Потому велю тебе в угоду Руси и великому князю написать свод русских законов моей поры.

   — В меру своих сил, государь–батюшка, исполню твою волю, — ответил без сомнения Гусев. — Токмо дело это не одного дня и месяца. И без писцов не обойдусь.

   — Всё тебе будет моею волей, — твёрдо произнёс Иван Васильевич.

Спустя три года окольничий Владимир Гусев положил на стол перед государем «Судебник». В летописях его называют «Судебник Володимира Г.». В том же 1497 году волей великого князя этот сорокалетний россиянин недюжинного ума нашёл смерть на плахе от рук палача. Его казнили за участие в заговоре против Ивана Васильевича, в который, как было сказано на допросе, вовлекла Гусева великая княгиня Софья Фоминишна. Он же не был участником заговора, а лишь часто общался с Софьей Фоминишной, которая помогала ему писать «Судебник».

Всё это для Владимира было пока за пеленой времени. А теперь он с большим рвением взялся за выполнение воли великого князя.

Гусев почему‑то был уверен, что исчезновение княжны Елены всего лишь игра случая. В многолюдном паническом бегстве горожан из Москвы мог произойти самый неожиданный казус. Однако Владимир допускал и чью‑то чужую и злую волю, потому и намеревался взять у князя Ряполовского вооружённых ратников. Получив на подворье князя Семёна десять воинов, он повёл их левым берегом Москвы–реки на Крутицы. Но в этом селении он не остановился, а поспешил к Николо–Перервинскому монастырю. Ворота обители были распахнуты, и на дворе оказалось полным–полно московских погорельцев. Гусев немедля разослал воинов опрашивать горожан, не видел ли кто княжну Елену или её тапкану, запряжённую парой серых в яблоках коней. Сам он отправился на поиски настоятеля монастыря. Игумен Филимон ничем не порадовал Гусева.

   — Нет, сын мой, с утра мои иноки блюли ворота обители. Не было среди страждущих княжны Елены Ивановны.

   — Смотри, святой отец, не бери грех на душу, на всякий случай предупредил Владимир.

   — Чист я перед государем, как перед Господом Богом. И на том целую крест, — строго ответил игумен.

Спустя какой‑то час Гусев привёл свой отряд к Николо–Угрешскому монастырю, но и тут его ждала неудача. Здесь не было ни погорельцев, ни каких‑либо беглецов, ни приезжих. И ворота за минувшее с начала пожара время никому не открывались. Однако привратник сказал Гусову то, что его озадачило:

   — Ноне на рассвете примчал к вратам всадник и тоже спрашивал о дщери Иоанновой.

   — Кто он? Ты знаешь его?

   — Да не, боярин, мы обитель не покидаем, и к нам мало кто наведывается, кроме богомольцев. Уж не взыщи.

   — Как он выглядел?

   — О, Боже! Как и ты, как все, кто на пожаре побывал: растерян, грязен. А так пригож и статен, телесами силён. Черняв и усы с бородкой молодые, ответил привратник.

Владимир знал, что при княжне стоял князь Илья Ромодановский. «Черняв и усы с бородкой молодые. Да он же, он!» — обрадовался Гусев и торопливо спросил:

   — Куда сей муж умчал?

   — Поди, на Остров или на Арининское. — И привратник пояснил: — Там есть где укрыться княжне. Да, ещё о броде спрашивал чернявый.

   — А брод‑то где?

   — В полверсте, под сосновым бором.

Брод Владимир и воины не нашли. Однако у Гусева поднялось настроение. Знал он, что ежели догонит молодого князя, то вместе они наверняка найдут княжну, потому как, показалось боярскому сыну, князь «взял след». И Гусев погнал коня в реку да вплавь пошёл.

Илья отправился на поиски один и сначала растерялся, не зная, куда ехать за Москвой–рекой: то ли на запад, то ли на юг. Но сразу же за мостом он заметил близ берега толпу горожан. Он пришпорил коня и вмиг очутился рядом. С криком «поберегись!» Илья подскакал к самой воде и увидел лежащую на земле женщину. Он соскочил с коня, растолкал баб и мужиков, пробился к ней, склонился. Узнал мгновенно. Да и как было не узнать мамку княжны, боярыню Анну Свиблову! Она лежала с закрытыми глазами, но была жива. Илья тронул её за плечо, похлопал по щеке, и Анна открыла глаза. Вначале она смотрела на Илью отрешённо, потом узнала и взъярилась:

   — Погибель нас ждёт, окаянный, погибель! — Анна поднялась, нашла в себе силы оттолкнуть Илью и побежала к воде. — Смертушка, возьми меня! — крикнула она отчаянно.

Ромодановский успел удержать её у самой кромки воды, притянул к себе, яростно сказал:

   — Успеешь живота себя лишить! Говори, неразумная, что случилось на мосту? Куда княжна делась?

Бледная, с горящими, как у безумной, глазами, она закричала:

   — Тебя спросить надо, тать смердящий! Тебе должно стеречь княжну! А ты бросил её волкам на съедение!

   — Ведомо мне, и к ответу готов! Да мы найдём её, найдём! Говори же, что было на переправе?

   — О Господи, помоги оклематься, — уже спокойнее ответила Анна. — Дух переведу и всё расскажу.

И Анна холодно и чётко поведала обо всём, что случилось на мосту. Илья выслушал её внимательно, но не отпустил. Он позвал двух москвитян и повелел им: