Государственный киллер - [21]

Свиридов открыл было рот, чтобы сказать, что он обо всем этом думает… но губы внезапно дрогнули, как пасть вытащенной на сушу рыбы, и он почувствовал, как по всему телу расползается губительное и неодолимое ватное онемение. Он поднес ладонь к горлу и наткнулся на что-то колючее, тонкое и холодное, торчащее у него под левой скулой.

Он вскинул глаза на ухмыляющееся лицо капитана Купцова, и тут словно багровый театральный занавес сомкнулся перед его взором. Последнее, что он почувствовал, это запах молодой травы, по какому-то недоразумению пробившейся сквозь бетон у него под ногами…

* * *

…Он открыл глаза и увидел пронзительно-белый потолок ярко освещенной комнаты. Через несколько мгновений свет померк, и он понял, что потолок вовсе не белый, а скорее грязно-серый и с неопрятными темными разводами, а освещена комната только кровавыми бликами от лампы под толстым багрово-красным абажуром.

«Не иначе филиал преисподней», – подумал он и хрипло рассмеялся. Смех прозвучал неожиданно громко, потому что сидевший в угловом кресле человек пошевелился и оторвал взгляд от экрана телевизора.

– Очнулся… босс? – Голос его прозвучал с откровенной издевкой. – Пора бы уже.

– Сколько я так? – Владимир приподнялся на одном локте, мельком глянул на наручники, которыми был прикован к железной кровати, и вопросительно посмотрел на человека в кресле. Небритый юнец лет двадцати двух, с мерзкой мелкоуголовной харей и шрамом на лбу. Н-да…

– Да уж трое суток, – словоохотливо ответил тот. – По ходу переборщили с дозняком влегкую.

– Игла с парализующим ядом? – Свиридов облизнул губы и сел, чувствуя во всем теле невыразимую слабость. В голове шумело, ватный язык вяло ползал по губам и небу, отказываясь вести и координировать процесс артикуляции, попросту – говорить. – Это что-то новенькое… последние разработки в этом направлении, что ли? – все-таки выдал он.

– А меня е..т? – грубо ответил юнец, разваливаясь перед телевизором. – Ладно, надо позвонить, что его высокопреосвященство соизволил очнуться.

«Слова-то какие знает, – подумал Владимир. – А с какого, интересно, апокалиптического перепугу он меня так титулует?»

– Да, по-любому, – говорил тем временем тот, – ну… Ну че, приезжайте тогда. Все понял.

– Кому… звонил? – выговорил Свиридов.

Тот швырнул телефонную трубку на журнальный столик и, не оборачиваясь, коротко ответил:

– Сейчас сам увидишь.

…Звонок в дверь раздался примерно через пятнадцать минут. Хотя эти пятнадцать минут вполне могли быть и двумя часами, и парой минут, потому как ориентация во времени у Владимира еще не вполне восстановилась.

– Вот он! – прозвучал над ним голос его надзирателя. – Лежит, здоровье поправляет.

– Здоровье на Колыме поправляют, ядрена мартышка! – рявкнул знакомый голос, и Владимир повернул голову.

Прямо перед ним – с забинтованной головой – стоял и нагло ухмылялся лейтенант Бондарук.

* * *

– Очень хорошо, – проговорил лейтенант и с удобством расположился в кресле напротив Свиридова. – Ну, как самочувствие?

– Хреново, – ответил Владимир. – Да у тебя, я смотрю, тоже, проблемы. Неплохо я тогда тебя по чердаку приложил.

– Кудахтай, кудахтай, – миролюбиво проговорил лейтенант, – как говорится, не перепились еще на Руси богатыри-добры молодцы.

Непонятно, к чему были эти туманные речения Бондарука, но улыбался он так радостно, словно только что выиграл в лотерею миллион долларов и пожизненный пансион на Багамских островах в придачу. «А парень с улыбкой счастливой гармо-онь свою к сердцу прижа-ал… как будто он волжские видел разливы-ы-ы… как будто Россию обня-а-ал!» – как пропел бы в таком случае отец Велимир, а у него вокальная школа будь здоров.

Интересно, где он сейчас, веселый пастырь?

Мысль эта пронзила Свиридова навылет похлеще иной пули. Тяжелая, отчаянная тревога, словно пятно крови на белом полотне, расползалась в нем вместе с упругой, животной яростью.

– Что вы сделали с Фокиным?

– О себе позаботься, – лениво ответил Бондарук и вставил в видеомагнитофон кассету. – Хочешь увидеть занимательный сюжет? Вчера по НТВ показывали в центральных новостях.

Свиридов ничего не ответил.

– Хочешь не хочешь, а посмотреть придется, – резюмировал Бондарук.

– Значит, вы с этим Кардиналом заодно? – внезапно спросил Свиридов. – Или вовсе не было никакого Кардинала?

Лицо Бондарука, украшенное плохо поджившей царапиной, расплылось в сладчайшей мерзкой улыбке.

– То есть как это – нету? – почти пропел он. – Очень даже есть, и гораздо ближе, чем ты думаешь.

– Ну… никогда не поверю, что Кардинал – это ты, – презрительно сказал Свиридов, который быстро приходил в себя после длительного лежания без сознания. – Не тот калибр.

Бондарук еще раз ухмыльнулся.

– Да что вы, – проговорил он. – Бог с вами, Владимир Антонович, какой же я Кардинал? Я – лейтенант Бондарук, офицер Федеральной службы безопасности. Разве вы запамятовали?

– Да пошел ты, козел, – механически ответил Свиридов. – Ну че уставился… Может, хочешь меня поколотить? – И он разразился истерическим смехом над забавным, на его взгляд, глаголом «поколотить».

На скулах лейтенанта заиграли желваки, и он, потемнев лицом, нажал кнопку «Play» на пульте дистанционного управления.