Государственное управление в России в 2000–2012 гг. Модернизация монетизации - [13]

«Бороться с коррупцией в целом по стране» нельзя, не затрагивая «политической коррупции». Первым шагом могло бы стать понятие «публичные должностные лица», которое следовало бы закрепить в законодательстве. К таким «лицам» нужно отнести всех из перечня госдолжностей, руководящих работников силовых ведомств, Центробанка и др., вплоть до чиновников местного самоуправления, предусмотрев для них единые и жесткие правила (жесткий кадровый отбор на конкурсной основе, система публичного контракта, принятие кодекса служебного поведения и проч.), считает Елена Панфилова, гендиректор Центра антикоррупционных исследований Трансперенси Интернэшнл-Р.

Но пока суд да дело, количество правонарушений против интересов государства и государственной службы растет. За первое полугодие их стало больше на 30 процентов. Количество фактов взяточничества возросло на 6 процентов, а всего за первое полугодие прокуратурой было выявлено 26 тысяч 787 преступлений в сфере коррупции. «Почти 4 тысячи материалов, содержащих признаки коррупции, направлены прокурорами в первом полугодии в следственные органы, по которым возбуждено немногим больше 1,5 тысячи уголовных дел», — заявил на коллегии ведомства Генпрокурор Юрий Чайка. 26 тысяч преступлений и 1,5 тысячи уголовных дел (которые, возможно, тихо «скончаются» в ходе следствия) — есть разница?! Вот и на обсуждении законопроектов звучали порой взаимоисключающие суждения. Одни эксперты говорили, что «мы с ног до головы опутаны коррупцией», другие эмоционально восклицали — «ведь мы же живем в свободной стране!».

Но свобода говорильни еще не означает пришествия подлинной демократии. Она наступает только вместе с неотвратимой ответственностью за содеянное. Что остается? Уповать на то, что в обстановке перманентного «дежавю» «найдутся силы, заинтересованные в настоящей борьбе с коррупцией»? «Не найдутся», — считает президент фонда «Индем» Георгий Сатаров. По его мнению, для искоренения коррупции, в том числе и ее политической разновидности, в стране нужно «менять политическую систему», чего не станут делать те, кто эту систему создавал. Для такой борьбы «существуют другие способы», но «они запрещены российским законодательством».

Остается только добавить, что сам Г. Сатаров и творил данную систему, будучи в 1994–1997 годах помощником Президента РФ.

2008

Две России, или что будет в 2019 году

Павел Медведев — политический долгожитель: в 1990–1993 годы — народный депутат РСФСР, далее — депутат Государственной Думы пяти созывов, член Комитета ГД по финансовому рынку. Мы задали известному политику несколько простых вопросов.

— Павел Алексеевич, вы представляете власть законодательную, я — «четвертую власть», прессу. Давайте поговорим о состоянии дел в стране, о жизни людей, основываясь на той информации, которой мы обладаем. Мне кажется, что у нас сейчас есть две России. В одной России — высокие зарплаты, достойные пенсии, красивые жилища и виллы, а в другой — ипотека, прожиточный минимум и нищенская старость. В одной России — прекрасное образование в элитных учебных заведениях, в том числе и в зарубежных, а в другой — закрытые сельские школы и медпункты. В одной России — дорогие машины и свободные дороги, а в другой — «пробки» и акции «синих ведерок». В одной России — «мягкий» Уголовный кодекс, а в другой — беззащитность перед законом. В одной России — отдых на лучших курортах планеты, в другой — бытие среди пепелищ и лесных пожаров. Мне кажется, что чем далее, тем более расходятся две общности — Россия крутых бизнесменов и чиновников и Россия всех остальных граждан. И у меня лично такое состояние дел вызывает чувство глубочайшей тревоги. А что скажете вы по этому поводу?

— Я считаю, что это огромная опасность. Но я до некоторой степени живу в башне из слоновой кости, потому что всегда был депутатом от Москвы, от Юго-Западного округа. В столице ситуация заметно лучше, чем в целом по стране. Я как-то был в одном из сельских районов Брянской области, пострадавших от чернобыльской катастрофы, ездил по деревням, разговаривал с жителями. Вот тут-то сердце у меня и оборвалось — люди получают символические доплаты, несколько сот рублей, живут трудно и бедно.

Это, конечно, кошмар. И есть опасность, что нация расколется. Определенные усилия делаются, чтобы этого не произошло, но они недостаточны. На пути консолидации нации много препятствий, и самое страшное из них — коррупция. Начинает человек как-то барахтаться, заводить свое дело — и оказывается, что его тут же обкладывают данью и чиновники, и бандиты, и милиционеры.

Я чувствую свою вину за то, что я, по большому счету, не знаю, как нам справиться с этой задачей — консолидацией нации. У Диккенса есть такой образ — вечный кандидат в парламент. Это человек, которого много раз не избирали, хотя ему казалось, что он — самый достойный претендент. Другие кандидаты предлагали гражданам звезды с неба, а у него вся программа сводилась к одному пункту: каждой английской семье — гуся на Рождество. Я тоже ношусь с неким фигуральным «гусем». Двадцать с лишним лет назад у меня была программа кардинальных экономических изменений. Но оказалось, что каждый шаг вперед связан с неимоверными трудностями — это все равно что биться головой о стену. И мне показали на «гуся» — у нас в стране нет банковского законодательства. Наш грандиозный успех — принятие Закона о страховании вкладов. У меня была приемная для обманутых вкладчиков, в которую в 90-е годы невозможно было войти — в ней собирались толпы людей. В кабинете у меня под стеклом висят три бабочки — это благодарность граждан за то, что я неимоверными усилиями выбил из Мавроди миллиард «старых» рублей. Но этих денег не хватило даже для десятой части тех, кто был обманут мошенником.