Государственная недостаточность. Сборник интервью - [28]

– Но у нас же всегда так было: никто ни за что не отвечал. И за собственные слова в том числе.

– Я человек некровожадный. Но я глубоко убежден, что политики, виновные в обнищании или в любых других бедах нашей страны, должны быть примерно и жестко наказаны. А то ведь они совершенно открыто делятся с нами своими планами: ну, не получится руководить – уеду в иностранный университет лекции читать. Нет, ребята, если уж влезли в эту опасную игру – политику, будьте любезны ответить за каждый свой указ.

– Что же делать? Судить их? Тогда кого бы ты посадил на скамью подсудимых первым?

– Конечно, судить. Открыто, по закону, за нанесенный стране ущерб. И первыми судить президентов. Развал в стране начался с того, что они перепутали партийно-номенклатурные игры с реальным управлением страной. Это сходило с рук, когда страна держалась на КГБ, политбюро и армии, но когда мощные стержни были выдернуты и страна повисла как тряпичная кукла, заниматься этим – преступление. И они не должны уйти как ни в чем не бывало. Тогда следующее поколение политиков будет иметь перед глазами поучительный пример.

У Шекли, кажется, есть роман, где герой прилетает на другую планету и ему тут же предлагают стать ее президентом. Он соглашается, а потом узнает, что среди жителей этой планеты не нашлось желающих играть эту роль. Дело в том, что после назначения президентом ему в ухо вешается атомная серьга с дистанционным управлением, а кнопка находится в столице на открытом месте, и каждый, кто недоволен политикой президента, может нажать эту кнопку. Так вот, политики должны всегда помнить, что в ухе у них – серьга, а иначе мы будем иметь то, что имеем.

– Но все же должен быть какой-то выход! Ты мог бы спрогнозировать, что будет?

– В любом случае, независимо, удержится нынешняя власть или нет, скачком или постепенно, но национально-государственное мышление выдавит тех, кто пришел к власти из корыстных побуждений. Только жаркий патриот и умный государственник сможет привести общество к стабильности – другого пути нет. Я всегда писал и сейчас пишу о том, что мне не нравится в нашей стране, но я никогда не писал, что мне не нравится сама страна. А сейчас в литературе, и особенно в журналистике, появилась масса деятелей, которым не нравится именно страна. Да, у нас страшная история. Ужасный XX век обрушил на наши головы неисчислимые страдания, но это наша страна и наша история. Если бы в Америке появились журналисты, которым не нравится Америка, их бы быстро попросили сначала думать, а потом писать, что, кстати, и произошло после вьетнамской войны с группой резко настроенных репортеров.

В сущности, в журналистике происходит то же, что и во всей стране. Многие талантливые журналисты заговорили наконец во весь голос, но рядом выросла новая генерация газетных плейбоев, которым развязность и необязательность заменили умение думать и писать. На меня чудовищное впечатление произвела передача, куда пригласили членов ГКЧП и, надо понимать, цвет нынешней журналистики. Так никто ж никого не слушал, все старались погромче выкрикнуть свой вопрос, и не только погромче, но и поразвязней, покруче. Конечно, сейчас серьезные журналисты оказались в невыигрышной ситуации: им нужно время, чтобы обдумать, а эти уже выкрикнули.

– Давай поговорим о тебе. Когда-то запрет на твои повести помог тебе стать известным писателем. Сейчас запретов нет – и что?

– Я продолжаю писать о том, что мне не нравится. Я вообще уважаю тех, кто остается верен себе, и сам стараюсь быть таким. После нескольких выступлений в эфире и в печати меня отлучили от телевидения.

– Об этом подробнее, пожалуйста. Вряд ли это известные факты из жизни нашего очень демократичного телевидения.

– В прошлом году меня пригласили в «Пресс-клуб», когда там обсуждались межнациональные отношения. Был сюжет об Алкснисе. Я сказал, что хотя он и не герой моего романа, но его слова о том, что будет происходить с русскими в Прибалтике, оказались точным прогнозом. Это вырезали. Потом показали сюжет – разговор Дудаева с Гамсахурдиа. Я взял слово и обратил внимание на то, что эти руководители двух крайне националистических республик общаются на русском языке. Все, что я говорил, вырезали, а мне потом звонило пол-Москвы и удивлялось, что это я молчал, может быть, с голосом что случилось? В общем, с телевидением мои отношения закончились. Очень жестокий моральный кризис я пережил, когда страна начала разваливаться. Я почти физически ощущал этот распад, и все, чем я занимаюсь, казалось мне мелочью по сравнению с этим глобальным разрушением. Потом начались скачки цен, закрылись два фильма по моим сценариям, в двух академических театрах тормознули постановки моих пьес. В общем, год из моей литературной жизни был вычеркнут. Но потихонечку я начал выкарабкиваться. Я подумал о том, что нечестно было бы не зафиксировать происходящий вокруг абсурд. Время пройдет, и только через литературу потомки узнают об этих политиках-монстрах, перевертышах, смешных, нелепых людях, возомнивших себя вождями. Нужен был литературный ход. И я его нашел, копаясь однажды у себя в огороде. Вдруг произойдет военный переворот и к власти придет, например, капитан ядерной подводной лодки. Куда он денет нынешних «злодеятелей»? Он изолирует их в садово-огородном хозяйстве. Они будут там жить и вспоминать, как жили. Так появилась повесть «Демгородок», где соединены антиутопия, любовная история, детектив – этакий гибрид жанров.