Государь всея Сети - [3]

donnickoff

Можете называть меня преведением.;)

donnickoff

Послушайте, кончайте эти шутки! Что вам от меня надо? Я сейчас же снова сменю пароль в таком – случае.

donnickoff

Гы… Сами сказали, что вам одиноко.

donnickoff

Но не настолько, чтобы впускать к себе в дом посторонних… Боже! Только сейчас дошло. Вы ведь, наверное, можете не только комментировать мои записи! Вы можете писать от моего имени! Так ли это?

donnickoff

15 февраля 20… года.

Алексей Данилович! Кончайте дергаться. Я могу делать в этом журнале все, что делаете вы. И пароль могу сменить, кстати. Но я этого не делаю и не сделаю, можете спать спокойно.

donnickoff

Вы знаете, как меня зовут?

donnickoff

Я все знаю.

donnickoff

Но кто же вы? Почему не хотите себя назвать?

donnickoff

Ваша совесть.;)

donnickoff

16 февраля 20… года.

Бывают странные поступки, иначе я не могу объяснить, почему вчера я не сменил пароль и не избавился от Преведения, назвавшегося моею совестью.

Хотя, если подумать, то я поступил вполне логично. с совестью шутки плохи. Совесть – это Бог, который сидит внутри. Напрасно нам твердили, что Его нет. Время от времени Он дает о себе знать.

Я не стал испытывать судьбу и смирился. Вероятно, не хотел давать Преведению шанса посмеяться надо мной. Как знать – сменишь пароль, а оно снова тут как тут? А это уже пахнет мистикой и всеми делами, в которые я как физик поверить не могу.

А в совесть могу поверить и нередко с нею беседую.

Беседы с совестью чаще всего напоминают уговоры. Она очень капризная особа – и то ей не этак, и это не так. Применяемые ею методы чаще всего описываются как «муки совести», но есть ещё упреки и уколы. Ни разу я не слышал о похвале совести или о каком-то призе, выданном ею. Максимально возможная благожелательность совести выражается в том, что она «спокойна».

Я видел людей со спокойной совестью. Чаще всего это были отъявленные мерзавцы.

donnickoff

16 февраля 20… года.

Сегодня от нечего делать опять бродил по ЖЖ. Я здесь один из самых старых. Но не самый, что меня обрадовало. Я вхожу в первую (последнюю) сотню. Но это не главное. Главное, это ошеломление от безусловно милого, но такого пустого стриптиза, которым здесь занимаются. Плюсы: искренность (когда она есть), минусы: совершенная необязательность этой искренности. «Я съела пирожок!» Она съела пирожок и об этом сообщает миру. Вкус этого пирожка путешествует по нашему воображению, но во рту сухо, и пирожок превращается в завистливое испускание слюны. Идем к холодильнику, едим котлету. Заведу Дусе Живой Журнал. Пусть ест на виду эти… китикэтс.

donnickoff

16 февраля 20… года.

В конце концов, почему бы и нет? Со мною живет кошка Дуся. Пусть будет и привидение. Я покладист. Кроме того, иметь своим читателем привидение даже лестно.

Интересно, кто этот виртуальный персонаж? Мне представляется молодая девушка. Вероятно, именно так я вижу свою совесть. Кстати, слово это недаром женского рода.

donnickoff

17 февраля 20… года.

Потихоньку исследую коттедж. Задуман он сыном как постоянное место жительства, но это на перспективу. Когда дел будет поменьше или на заслуженном отдыхе. Пока же использовался как летняя дача, потому что дела и учеба моих внуков заставляли жить в городе.

Как и всегда, на дачу свозится лишнее барахло.

Среди этого барахла с удивлением и волнующим узнаванием нахожу какие-то семейные вещи, знакомые мне с детства. Они перешли к Сергею во время моих матримониальных метаний.

Среди них альбом фотографий, начинавшийся с портретов бабушки и дедушки, с моим отцом в грудном возрасте, потом довоенные и военные снимки, наконец гдето в середине альбома начал мелькать мальчик, в котором я вынужден был узнать себя. В самом конце возник и мой годовалый сын, сидящий на горшке.

Тут были и какие-то совершенно ненужные, но, видимо, памятные вещи, вроде хромированного портсигара с барельефом овчарки, или значка ГТО («Готов к труду и обороне»). Нашел я там и простой медный крестик на цепочке. Его историю я знал.

Это был крестик бабушки, доставшийся ей от своей мамы, о которой я ничего не знаю, даже имени. История семьи прервалась у нас на деде и бабке. Дед был инженером на заводе, а мой отец, пройдя войну и вступив в партию, стал освобожденным партийным работником и дорос до второго секретаря райкома. Должность мелкая.

Конечно, в Бога он не верил, крестик, оставшийся от бабушки, прятал в столе, но все же не выбросил. Затем крестик достался мне, ибо такова была бабушкина воля, чтобы он переходил в семье по наследству. И вот теперь я его нашел в картонной коробке среди значков, старых авторучек, скрепок, каких-то ключиков.

Я стёр с него налет грязи и повесил на монитор моего компьютера.

donnickoff

19 февраля 20… года.

Здесь, в этом Богом забытом поселке, тем не менее, происходят невероятные события. Два дня мне было не до Интернета, потому что реальная жизнь оказалась интереснее. Я втянут в какой-то детектив с неочевидным финалом. Тот предмет на носилках, завернутый в простыню, что промелькнул в моей записи, действительно оказался трупом. А я думал, что пошутил. Причем, именно трупом сторожа из коттеджа № 13 (все же число несчастливое), принадлежащем одному из хозяев ликеро-водочного завода. Как удалось узнать, это был литературовед З., который писал здесь книгу о Блоке, одновременно прирабатывая сторожем. Было ему 42 года. Удалось же узнать это, поскольку ко мне опять приходили менты, на этот раз другие, и выспрашивали, не видел ли я чего подозрительного. Я честно рассказал о женщине, которая промелькнула под окном, о мужиках, тащивших носилки, а о подростке с гранатомётом умолчал, потому что это был явно неправдоподобный подросток, сведения о нем лишь запутали бы милицию.