Гостья - [10]

Странно. Мне не должны были давать выбора. Кто этот монстр? Никогда не слышала, чтобы они нарушали правила. Я даю единственный верный ответ.

— Режь, — цежу я сквозь зубы. — Давай. Не хочу стать грязным паразитом!

Я ждала, сердце щемило. Каждый его удар отдавался именем: Джейми, Джейми, Джейми. Что же теперь с тобой будет?

— Умно, — бормочет мужчина. Непохоже, что он обращается ко мне. — Искательница, небось… У, Ищейка проклятая! Ловушка, значит. Как они узнали? — Нож исчезает, но его место тут же занимает рука, твердая, как металл.

Он так крепко сжимает мне горло, что я едва могу вздохнуть.

— Где остальные? — Он усиливает хватку.

— Я одна! — хриплю я. Нельзя, чтобы он нашел Джейми. Что Джейми будет делать без меня? Джейми хочет есть!

Я бью его локтем в живот — как больно! Пресс у него железный, совсем как руки. Странно. Такие мышцы бывают у работяг и качков, а среди паразитов ни тех, ни других не наблюдается.

А ему хоть бы хны, даже дыхание не сбилось. В отчаянии со всей силы бью пяткой по ноге. Удар застает его врасплох, и он теряет равновесие. Я вырываюсь, но он успевает схватить мой мешок, и снова притягивает меня к себе. Его рука опять сдавливает мне горло.

— Что-то больно шустрая для этих миролюбивых паразитов…

Его слова — бессмыслица. Я считала, они все одинаковые, но, оказывается, есть среди них и психи.

Я извиваюсь и царапаюсь — как бы высвободиться? Вонзаю ногти в его руку, но хватка на шее становится лишь крепче.

— Я убью тебя, я не шучу. Будешь знать, как воровать тела.

— Давай, ну…

Он вдруг охает, и я гадаю, не задела ли его снова. Новых синяков у меня вроде нет…

Он отпускает руку и хватает меня за волосы. Ах, вот в чем дело: собирается перерезать мне горло! Я напрягаюсь и жду. Вот-вот опустится нож.

Но рука ослабляет хватку, и его пальцы, шершавые и теплые, начинают нащупывать что-то на моей шее, сзади.

— Невозможно, — выдыхает он.

Что-то с глухим стуком падает на пол. Он выронил нож? Я пытаюсь придумать, как бы его поднять. Может, упасть? Рука на моей шее слишком расслаблена, он меня не удержит. Я слышала, где примерно приземлился нож.

Вдруг он резко меня разворачивает. Что-то щелкает, и свет ударяет мне в левый глаз. Я охаю и пытаюсь уклониться. Его правая рука покрепче захватывает мои волосы. Свет перепрыгивает к правому глазу.

— Не верю, — шепчет он, — ты человек…

Ладони обхватывают мое лицо, я пытаюсь освободиться, но его губы крепко прижимаются к моим.

На долю секунды я застываю. Меня еще в жизни никто не целовал. Не таким поцелуем. Родители лишь чмокали в щеки и лоб, когда-то давно. Я думала, что уже никогда этого не почувствую. Не уверена, правда, что успеваю почувствовать поцелуй — слишком много паники, ужаса, адреналина.

Я резко вскидываю колено.

Он хрипит, согнувшись, и я вырываюсь. Наверное, он ждет, что я побегу к входной двери, поэтому я ныряю ему под руку и бросаюсь к открытому черному входу. Я смогу обогнать его — даже с моим грузом. У меня есть фора, он все еще стонет от боли. Я знаю, куда бегу, — если не оставить следов, в темноте ему меня не найти. Я не уронила ничего из еды, и это хорошо. Жаль только, батончики пропали.

— Подожди! — кричит он. «Заткнись!» — думаю я, но молчу.

Он бежит за мной. Его голос все ближе и ближе:

— Я не один из них! «Так я и поверила!»

Я ускоряюсь, не отрывая взгляд от дороги. Папа раньше говорил, что я бегаю, как гепард. Когда-то давно, еще до конца света, я была самой быстрой в команде, чемпионкой штата по легкой атлетике.

— Послушай! — кричит он изо всех сил. — Смотри! Я докажу. Остановись, посмотри на меня!

«Это вряд ли».

Я скатываюсь в овраг и мчусь через кустарник.

— Я не знал, что кто-то еще остался! Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить! — Его голос раздается совсем рядом. — Прости, что поцеловал тебя! Это было глупо! Просто я так долго был один!

— Заткнись, — я произношу негромко, но знаю, что он слышит. Он близко. Меня еще в жизни никто не догонял. Я поднажимаю.

Он тяжело дышит, но ускоряется вместе со мной.

Что-то большое налетает сзади, сбивая с ног. Я чувствую во рту вкус земли, и тут меня придавливает чем-то тяжелым — я едва могу дышать.

— По… дожди… дай… отдышусь, — пыхтит он.

Он сползает и переворачивает меня лицом к себе. Садится на меня верхом, зажав мне руки ногами. Давит мою еду. Я рычу и пытаюсь выгнуться.

— Смотри, вот, сейчас покажу! — твердит он. Он достает из заднего кармана какой-то цилиндрик и крутит кончик. Цилиндрик выстреливает лучом света.

Он светит фонариком себе в лицо.

В свете фонаря кожа отдает желтизной. Я вижу выступающие скулы, узкий нос и резко очерченный прямоугольник подбородка. Губы, достаточно полные для мужских, растянуты в улыбке. Брови и ресницы выгорели на солнце.

Но он показывает мне другое.

Его глаза, в свете фонаря — лучистая жидкая охра — настоящие, в них светится человечность. Свет фонаря перепрыгивает из правого зрачка в левый.

— Смотри! Видишь? Я такой же, как ты.

— Покажи шею. — В моем голосе недоверие. Лучше я буду думать, что это какой-то подвох. Я не понимаю, в чем смысл, но тут что-то не так. Надежды больше нет.

Уголки его рта опускаются.