Гостья - [51]

– Вы и так очень красивы, – ласково отозвалась Ксавьер. – Располагайтесь поудобнее. Посмотрите, я купила зеленого чая, листочки еще выглядят совсем живыми, и вы увидите, как это ароматно.

Надув щеки, она изо всех сил подула на пламя спиртовки. Франсуазе стало стыдно за свою недоброжелательность.

«Я и правда суровая, – подумала она, – я старею».

Каким резким только что был ее тон при разговоре с Пьером! Между тем заботливое выражение лица Ксавьер, склонившейся над чайником, обезоруживало.

– Вы любите красную икру? – спросила Ксавьер.

– Да, очень, – ответила Франсуаза.

– Ах, тем лучше, я так боялась, что вы ее не любите.

Франсуаза не без опаски взглянула на сэндвичи; на кусочках ржаного хлеба, нарезанного кружками, квадратами, ромбами, была разложена разноцветная снедь: то тут, то там выглядывали анчоус, оливка, кружочек свеклы.

– Не найдете и двух одинаковых, – с гордостью сказала Ксавьер, наливая в чашку дымящийся чай. – Мне пришлось кое-где добавить чуточку томатного соуса, – поспешно сказала она, – так получалось гораздо красивее, но вы этого даже не заметите.

– У них приятный вид, – безропотно сказала Франсуаза. Она терпеть не могла томата и выбрала наименее красный из сэндвичей; вкус у него был странный, но совсем неплохой.

– Вы видели, у меня новые фотографии, – сказала Ксавьер.

На обои в зелено-красных разводах, которыми была оклеена комната, она приколола серию художественных ню. Франсуаза тщательно рассмотрела длинные изогнутые спины, предлагающие себя груди.

– Я не думаю, что месье Лабрус нашел их красивыми, – с недовольной миной произнесла Ксавьер.

– Блондинка, пожалуй, чуточку толстовата, – заметила Франсуаза, – но маленькая брюнетка очаровательна.

– У нее прекрасный вытянутый затылок, похожий на ваш, – ласковым голосом сказала Ксавьер. Франсуаза улыбнулась ей, внезапно почувствовав себя освободившейся: вся скверная поэзия этого дня рассеялась. Она посмотрела на диван, на кресла, обтянутые, словно костюм Арлекина, ромбовидной звездой с желтыми, зелеными, красными полосами. Ей нравилась эта игра дерзких, поблекших цветов, и этот мрачный свет, и этот запах мертвых цветов и живой плоти, который всегда окружал Ксавьер; из этой комнаты Пьер не извлек ничего нового, и Ксавьер не обращала к нему лицо, более трогательное, чем то, которое она сейчас повернула к Франсуазе. Эти приятные черты представляли открытое детское лицо, а не смущающую маску чародейки.

– Возьмите еще сэндвич, – предложила Ксавьер.

– Я правда не голодна, – ответила Франсуаза.

– О! – обронила Ксавьер с огорченным выражением лица. – Значит, они вам не понравились.

– Напротив, они мне понравились, – сказала Франсуаза, протягивая руку к тарелке; ей прекрасно была знакома эта ласковая тирания. Ксавьер не искала удовольствия другого, она эгоистично радовалась удовольствию доставлять удовольствие. Но надо ли было ее за это осуждать? Не проявляла ли она таким образом любезность? Глаза удовлетворенно блестели, она смотрела, как Франсуаза поглощает густое томатное пюре: надо было быть каменной, чтобы не проникнуться ее радостью.

– Только что мне выпало большое счастье, – доверительным тоном сказала Ксавьер.

– Что же это такое? – спросила Франсуаза.

– Красавец танцор-негр! – ответила Ксавьер. – Он заговорил со мной.

– Берегитесь, как бы блондинка не выцарапала вам глаза, – предостерегла Франсуаза.

– Я встретила его на лестнице, когда поднималась с чаем и своими пакетиками. – Глаза Ксавьер загорелись. – Как он был мил! На нем были светлое пальто и бледно-серая шляпа, это так красиво сочеталось с его темной кожей. У меня даже пакеты выпали из рук. Он подобрал их с широкой улыбкой и сказал: «Добрый вечер, мадемуазель, приятного аппетита».

– И что вы ответили? – спросила Франсуаза.

– Ничего! – с негодующим видом ответила Ксавьер. – Я убежала.

Она улыбнулась.

– Он грациозен, как кот, выглядит и бесхитростным, и коварным.

Франсуаза ни разу внимательно не посмотрела на негра; рядом с Ксавьер она чувствовала себя сухой: сколько воспоминаний вынесла бы Ксавьер с блошиного рынка, а она сумела увидеть лишь грязное тряпье и дырявые бараки.

Ксавьер снова наполнила чашку Франсуазы.

– Вы хорошо поработали сегодня утром? – с ласковым видом спросила она.

Франсуаза улыбнулась, это был явно аванс со стороны Ксавьер. Обычно она ненавидела работу, которой Франсуаза посвящала лучшую часть своего времени.

– Достаточно хорошо, – ответила она. – Но в полдень мне пришлось уйти на обед к матери.

– А я смогу когда-нибудь почитать вашу книгу? – кокетливо спросила Ксавьер.

– Разумеется, – ответила Франсуаза. – Я покажу вам первые главы, как только вы захотите.

– О чем в них рассказывается? – спросила Ксавьер.

Усевшись на подушку и поджав под себя ноги, она слегка подула на горячий чай. Франсуаза с некоторым раскаянием взглянула на нее – она была тронута тем интересом, какой к ней проявила Ксавьер. Ей следовало бы попытаться чаще вести с ней настоящие разговоры.

– Это о моей юности, – ответила Франсуаза. – Мне хотелось объяснить, почему в юности люди бывают столь неуклюжими.

– Вы находите, что я неуклюжа? – спросила Ксавьер.