Гость из бездны - [105]

— Вы хотите сказать, институты? Да, они существуют — для тех, кто хочет стать инженером, ученым или исследователем. Или, например, космодиспетчером, врачом и так далее. Комбинаты дают знания, достаточные для работы в любом месте, с любыми машинами, но не больше. Нам пора идти в зал, — прибавила Электра.

— Знаете что, мои дорогие, — сказал Второв, когда они вышли из аудитории, — после этого я здорово боюсь встречи с такими детьми. Как бы нам не сесть в преогромную лужу.

Волгин, не задумываясь, перевел эти слова Электре.

— Они будут интересоваться вашим веком, — сказала она. — Не думаю, что могут возникнуть затруднения.

— А вот я так определенно это думаю, — Второв вздохнул вторично.

— И я, — сказала Мельникова.

3

Тридцать полукруглых рядов кресел амфитеатром поднимались вверх к матово-прозрачному потолку. Внизу два небольших стола, два кресла телеофа, а на стене, напротив амфитеатра, огромная черная доска, возле которой три легкие высокие стремянки.

Вес почти так же, как в аудиториях университетов двадцатого века. Видимо, найденная тогда планировка учебных залов оказалась наиболее удобной, наиболее отвечающей своему назначению.

И тридцать рядов детских лиц, возбужденных, взволнованных, любопытных.

Они были разными, эти лица, но каждое могло служить образцом красивого детского лица.

Волгин внимательно осматривал аудиторию. Какой-то “фокус” в освещении позволял видеть сидящих в заднем ряду так же отчетливо и ясно, как и передних. Казалось, здесь не существовало Расстояния.

“Вряд ли это может быть только “игрой” света, — подумал Волгин, — скорее, новое проявление современной техники”.

Было ясно, что и дети видят своих гостей так же отчетливо с любого места в зале.

У двух тысяч детей было что-то общее во внешнем виде. Они были теперь одеты в костюмы разного покроя и цвета. Черты лица, цвет волос и глаз тоже были разными, но общее, несомненно, существовало, и Волгин долго не мог понять, в чем оно заключалось.

Потом он понял. Это было то, что он и его товарищи заметили на площадке у первого встреченного ими мальчика — непринужденное изящество позы, чуть-чуть откинутая назад голова, вошедшее в плоть и кровь уважение к человеку, почти гордое сознание своего человеческого достоинства — характерные черты людей новой эры, соединенные с детской подвижностью и непосредственностью.

Эти дети, от десяти до четырнадцати лет, были людьми девятого века, свободными гражданами свободного мира, не знающими, что такое нужда, болезни, преждевременная смерть. Перед каждым из них расстилалась двухсотлетняя жизнь — без старческой дряхлости, полная радости творческого труда.

“Они и не могут быть иными, — подумал Волгин. — Их деды и прадеды уже привыкли к тому, что они — хозяева жизни и природы. Мы, строившие коммунизм, как мы были правы! Вот к чему привели наши усилия и бесчисленные жертвы!”

И с чувством гордого удовлетворения в душе Волгина снова возникло горькое сознание своей неполноценности, отсталости, неспособности войти в эту жизнь полноправным се участником.

“Я гость, и только гость, — думал он. — Никогда они не посмотрят на меня как на равного им во всем. Я всегда буду возбуждать любопытство, словно неведомый зверь в зоопарке”.

Он посмотрел на Мельникову и Второва, и ему показалось, что он прочел на их лицах тс же безрадостные мысли.

Но он ошибался. Игорь Захарович и Мария Александровна думали совсем о другом.

… Встречу открыла девочка, сидевшая в первом ряду. Она встала и, к несказанному удивлению гостей, произнесла короткую речь на чистом русском языке, почти без акцента:

— Мы все очень рады и очень гордимся тем, что вы пришли к нам. Рады потому, что хотели, даже мечтали встретиться с вами. Горды потому, что возможность прийти к нам из далекого прошлого дало вам могущество разума. Мы просим вас рассказать нам о прошлом, о вашем веке. И наш первый общий вопрос обращен к вам, Дмитрий. Вы современник Ленина, расскажите о нем как человек, который видел его и говорил с ним.

“Вот оно, первое неизбежное затруднение, — подумал Второв — Они не чувствуют разницу между своим и нашим временем”.

Волгин видел, с каким напряженным вниманием смотрят на него, ожидая ответа, две тысячи пар глаз. Дети, конечно, не поняли, что сказала их подруга, но они знали, какой вопрос будет задан, и слышали имя “Ленин”.

Солгать? Придумать историю личной встречи с вождем? Не разочаровывать их? Нет, это немыслимо, неизбежно запутаешься.

Чтобы выиграть время, Волгин спросил по-русски:

— Как тебя зовут?

Она явно не поняла его и беспомощно посмотрела на Электру. Странно, ведь она только что говорила по-русски. Волгин повторил вопрос на современном языке.

— Мое имя Фея.

— Действительно фея, — прошептала Мельникова, любуясь ребенком.

— Скажи, — спросил Волгин, — ты знаешь старый русский язык?

По рядам прошло легкое движение. Фея посмотрела на Волгина с удивлением, се брови слегка приподнялись. Казалось, что-то в словах Волгина поразило ее.

Электра быстро набросала несколько слов и передала записку Волгину.

“Не обращайтесь к детям на “ты”. Я потом объясню вам”.

— Вы знакомы с нашим языком? — переспросил Волгин.