Гость из Альтрурии - [35]

Шрифт
Интервал

— Вот именно! — воскликнула миссис Мэйкли и рассмеялась, восхищенная удачным сравнением.

Альтрурец, по-видимому, догадался, что мы шутим, хотя все Кэмпы сохраняли невозмутимое молчание.

— Надеюсь, дело обстоит не так уж плохо, — сказал он, — хотя я и сам замечал, что внушаю вам некоторое недоверие. Не понимаю, почему, и был бы рад, если бы мог рассеять его.

Миссис Мэйкли тут же решила использовать представившуюся ей возможность.

— Ну, так вот. Во-первых, мы с мужем долго говорили обо всем этом вчера, после того как расстались с вами, — собственно, отчасти из-за этого мы и не спали, на деньги разговор перешел позднее. Поражает даже не то обстоятельство, что огромный континент, не уступающий по размеру Австралии, так долго оставался неоткрытым, а, главным образом, положение в вашей стране — я имею в виду то, как вы живете: один для всех, а не каждый для себя. Мой муж уверяет, что это сущий вздор, такого никогда не было и быть не может; это противоречит человеческой натуре, парализует инициативу, в корне душит предприимчивость, стремление преуспеть. Чего-чего только он не говорил по этому поводу — всего не упомнишь, но, во всяком случае, он сказал, что для американцев это неприемлемо.

Альтрурец молчал, только грустная улыбка появилась на его лице, и миссис Мэйкли продолжала обворожительно, как она умела:

— Я надеюсь, что, передавая высказывания своего мужа, я не оскорбила ни ваших личных чувств, ни национальных. Я знаю, что мой муж неисправимый мещанин — хоть человек он добрейший, — и я ни в коем случае не разделяю его взглядов, но мне так хотелось бы услышать, что по этому поводу думаете вы. Вся беда, миссис Кэмп, — сказала она, поворачиваясь к больной, — что мистер Гомос невозможно скрытен во всем, что касается его собственной страны, а я просто пропадаю от желания услышать о ней из первых рук, и потому мне кажется, что для того, чтобы заставить его пооткровенничать немного, все средства хороши.

— Я не нахожу ничего обидного в словах мистера Мэйкли, — ответил ей альтрурец, — хотя с нашей точки зрения он во многом не прав. Неужели и вас удивляет, — спросил он, обращаясь к миссис Кэмп, — что народ мог положить в основу своей цивилизации такой тезис — нужно жить друг для друга, а не только для себя?

— Вовсе нет! — ответила она. — Бедные всегда так живут, иначе они вообще не могли бы существовать.

— Насколько я понял, именно это и говорил мне вчера вечером коридорный, — сказал мне альтрурец. Затем, обращаясь ко всем присутствующим, он прибавил: — Наверное, даже в Америке больше бедных людей, чем богатых?

— На этот вопрос ответить вам точно не могу, — сказал я, — думаю, однако, что среди людей, решивших самим ковать свое счастье, богатых больше, чем бедных.

— Остановимся на этой формулировке. Если она отвечает действительности, то я не вижу, почему американцы столь непримиримы к альтрурской системе. Что же касается того, существует ли и существовал ли когда-либо альтруизм в гражданском его выражении на деле, то, как мне кажется, нельзя отрицать, что среди первых христиан — тех, что жили непосредственно после Иисуса Христа, и на кого, надо думать, его пример наложил наиболее яркий отпечаток — практиковался альтруизм не менее радикальный, чем тот, что положили мы в основу своего государственного устройства и нашей теперешней экономики.

— Да, но вы знаете, — сказала миссис Мэйкли с видом человека, который выдвигает аргумент, от которого просто не отмахнешься, — от этого пришлось отказаться. Ничего из этого не вышло. Выяснилось, что в культурном обществе такое учение не пойдет, и если хотеть, чтобы христианство развивалось, не нужно слепо следовать его букве. Во всяком случае, — продолжала она, не скрывая удовольствия, которое испытываем все мы, загнав противника в угол, — вы должны признать, что у нас гораздо больше простора для личности.

Но, прежде чем альтрурец смог ответить, в разговор вступил молодой Кэмп:

— Если вы хотите увидеть американские личности в чистом виде, поезжайте в один из наших крупных промышленных городов и посмотрите на заводских рабочих, когда они разбредаются вечером по домам: молоденькие девочки и пожилые женщины, мальчишки и взрослые мужчины, все в хлопковом пуху и усталые до того, что еле передвигают ноги. Так и плетутся эти личности толпой, ничем не отличаясь от стада баранов.

— Без жертв ничто не обходится, — решительно сказала миссис Мэйкли, как будто и себя причисляя к ним. — Разумеется, одни люди бывают поярче, другие посерее. Многое зависит от темперамента.

— А еще большее от ваших капиталов, — возразил Кэмп с дерзким смешком. — В Америке при капиталах можно и личностью быть, а вот без капиталов — трудно.

Его сестра, не принимавшая до той поры никакого участия в разговоре, заметила тихим голоском:

— А по-моему, так ты очень даже личность, Руб, хотя денег у тебя не очень-то много, — и они дружно рассмеялись.

Миссис Мэйкли принадлежала к числу тех неумных женщин, которые должны настоять на своем, даже в ущерб себе.

— Я уверена, — сказала она так, будто говорила от лица всех высших классов, — что среди нас никаких личностей нет. Мы все из одного теста сделаны. Иначе в обществе и не может быть. Если вы начнете чересчур уж выпячивать свою индивидуальность, люди начнут вас сторониться. Это пошло и очень скучно.


Еще от автора Уильям Дин Хоуэллс
Возвышение Сайласа Лэфема

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Абенхакан эль Бохари, погибший в своем лабиринте

Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…


Фрекен Кайя

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Папаша Орел

Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.


Мастер Иоганн Вахт

«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».


Одна сотая

Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).


Услуга художника

Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.